Заглавие, если оно есть в литературном произведении (а у прозаических произведений оно, кажется, есть всегда), - это первое слово (или слова) текста. Но после прочтения текста к его названию читатель и возвращается, пытаясь разгадать, почему это слово такое главное – заглавное.
Что касается «Капитанской дочки», тосочетание этих же слов, вернее, выражение «дочь капитана Миронова», - собственно,и последние слова текста как такового, что увеличивает весомость заглавия. Поясним. «Пропущенной главы», сейчас в качестве приложения завершающей основной текст повести (оставим в данном случае в стороне проблему жанра – повесть это или роман), не было в единственной прижизненной публикации - тексте четвертого тома «Современника» 1836 года; после черты, означающей конец записок Гринева, следует фраза Издателя «Здесь прекращаются записки Петра Андреевича Гринева», сопровождаемая главными фактами уже не «семейственных записок», а «семейственных преданий»- об освобождении Гринева, о казни Пугачева, о женитьбе Гринева на Маше, об их потомстве, - а также об установленном в рамке за стеклом в одном из барских флигелей потомков Гриневых собственноручном письме Екатерины II: «Оно писано к отцу Петра Андреевича и содержит оправдание его сына и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова». Текст, начавшийся как «Капитанская дочка», кончился, собственно, так же. Заметим, что фразы «и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова» не было в черновой редакции от 23 июля 1836 г. [1], она появилась в беловой рукописи от 19 октября этого года, когда, видимо, у Пушкина и сформировалась мысль озаглавии «Капитанская дочка». Завершающие текст повести последующие шесть строк («Рукопись Петра Андреевича Гринева…») – это описание источника текста и перечень издательских вторжений в него (имена, эпиграфы); все завершается подписью «Издатель» и светлой царскосельской датой «19 окт. 1836».
Вернемся, однако, к общим вопросам заглавия. Есть, на наш взгляд, названия очевидные, так сказать, беспроблемные, например, «Евгений Онегин». Нет спора, что это главный герой, чьим именем обозначен этот текст. Не то «Капитанская дочка». Неочевидность этого заглавия сразу бросалась в глаза, появлялись разные версии его трактовки (ведь не размышляют же о том, почему роман в стихах назван «Евгений Онегин»), из которых самая радикальная принадлежит, по-видимому, М. Цветаевой. В своей особой манере Цветаева дала понять неприемлемость для нее названия «Капитанская дочка»: «В моей «Капитанской дочке» не было капитанской дочки, до того не было, что и сейчас я произношу это название механически, как бы в одно слово, без всякого капитана и без всякой дочки. Говорю: «Капитанская дочка», а думаю: «Пугачев» [2].
Возможно, для Пушкина заглавие «Капитанская дочка» было плодом долгих размышлений, что, конечно, не всегда с ним бывало, - ведь заглавия этого, согласно Ю.Г. Оксману, нет в известных нам рукописях Пушкина.Оксман в классическом труде «Пушкин в работе над романом «Капитанская дочка» замечает, что«название его романа, до тех пор едва ли кому известное и в дошедших до нас бумагах великого поэта не упоминающееся», впервые появляется в переписке Пушкина 1836 года с цензором П.А. Корсаковым. Причем неочевидность заглавия – факт для Оксмана: «Можно только гадать о причинах, в силу которых Пушкин не связал своего романа с именами Пугачева и Гринева, хотя эти его персонажи имели преимущественные права на выдвижение их в заголовке». ( Что касается имени Пугачева в заглавии, то, думается, после «Истории Пугачевского бунта» (1834) называть новое произведение этим же именем Пушкин вряд ли бы стал.) Но, не выясняя этих причин, Оксман называет последствия выбора Пушкиным заглавия «Капитанская дочка»: «Остановившись на заглавии «Капитанская дочка», Пушкин тем самым поднимал в общей концепции романа роль Марьи Ивановны Мироновой как положительной его героини. Этим названием подчеркивался в «Капитанской дочке» и жанр семейной хроники как сюжетной основы утверждаемого им повествования нового типа» [3].
А. Македонов так определяет смысл названия, объясняя главную роль Маши: «Маша – совершенно обыкновенна, она просто человек, только человек. Но именно поэтому она в определенных условиях приобретает черты некоей героической личности, побеждающей обстоятельства, судьбу, причем этот героизм не имеет в себе ничего «тиранского». Ее спокойная решительность, сознание внутренней правоты, внутренняя сила побеждает, покоряет всех тех людей, с которыми она сталкивается. Она – победительница, она – настоящий герой повести (отсюда и название повести)» [4].Близкий к этому ответ на вопрос, почему именно образ Маши озаглавливаетпушкинский шедевр, формулируетН.Л. Степанов: «Марья Ивановна далека от исторических событий, но в обстановке взбудораженной и жестокой стихии восстания, в потоке обрушившихся на нее несчастий она не теряет душевной силы, присутствия духа, нравственного обаяния. Маша Миронова сродни Татьяне Лариной – в ней Пушкин еще раз подтвердил свой идеал скромной, но сильной духом русской женщины» [5].
А вот Л.С. Сидяков убежден вовторостепенности образа Маши, он объясняет заглавие формой «семейственных записок» [6].
И.М. Тойбин особо выделяет в повести тему сироты-невесты, связывая с ней заглавие. «Тема эта, разветвляясь и обрастая ассоциациями < …> проходит через всю повесть, ее фабулу, неразрывно сплетается с темой Пугачева, мужицкого царя, выступающего защитником и покровителем сироты-невесты» (сноска: «С этим, думается, в первую очередь связано и само заглавие произведения – «Капитанская дочка») [7].
Н.Н. Петрунина, размышляя над центральной ролью Маши, пишет: «Дочь капитана Миронова стала у Пушкина носительницей тех форм героизма, которые органичны для коренной русской натуры» [8].
В статье О.Я. Поволоцкой «О смысле названия «Капитанская дочка» существующее среди читателей «недоумение» по поводуназвания романа снимается утверждениемцентральнойроли Маши: «Все остальные герои романа совершают свой нравственный выбор, действуют, - и от их выбора зависит судьба и жизнь капитанской дочки». Смысл заглавия пушкинского шедевра, заглавия, подразумевающего и «сиротство Маши Мироновой», - в том, что это сиротство «вдруг в романе Пушкина оборачивается каким-то особым качеством ее бытия внутри русской действительности», - все, кроме Швабрина, Машу спасают: сироту обижать нельзя. Мало того – она дочь героически погибшего офицера, сохранившего свою честь, и «бедная беззащитная сирота-бесприданница обретает поразительную силу» - спасает жениха [9].Н.К. Гей тоже считает, что «Маша Миронова находится в центре сюжетных и смысло-концептуальных линий: Гринев-Пугачев, Гринев-Швабрин. Она альфа и омега конфликта и композиции «Капитанской дочки». Об этом свидетельствует и заглавие «Капитанская дочка». Тут есть о чем задуматься». [10].
Н.Н. Скатов осмысляет тот факт, что заглавие «Капитанской дочки» - «обозначение частного человека»: «Повесть о грандиознейшем событии русской жизни несет имя частного (исторический труд так и назван - «История Пугачева») человека; впрочем, тоже не совсем имя, это, скорее, обозначение частного человека, но все же в некоей жизненной иерархии: капитанская дочка» [11].
Итак, заглавие «Капитанская дочка» останавливало вниманиеисследователей своей неочевидностью, приводило их к мысли о главной в чем-тороли Маши Мироновой в повести. Это русский женский тип с крепкими нравственными устоями, и эта девушка, несмотря на свою скромность, героически побеждает обстоятельства, и чаще невольно, своим положением сироты, дочери погибшего героя.Ведь повесть не называется «Маша Миронова» (как «Евгений Онегин»); видимо, центральная роль Маши объясняется не столько тем, что эта героиня повести ценна сама по себе, что композиционно и идейно объединяет героев, сколько тем, что она – дочь капитана Миронова.
И не строго-объективное «дочь» вынесено в заглавие, а ласково-семейное «дочка». Несогласованному определению «дочь капитана» (в тексте повести 5 раз употреблено это словосочетание)Пушкин предпочел в заглавии согласованное, и не «капитанская дочь» (2 раза употреблено в тексте), а - «капитанская дочка»(3 раза употреблено в тексте, кроме заглавия).
Выдвинутая вперед заглавием, Маша тем весомее (несмотря на свое неглавное в количественном отношенииприсутствие в тексте, как не любила она громко заявлять о себе в жизни) представляетподлинно ценные национальные основы жизни. Упование Маши на Бога («Бог лучше нашего знает…») – важнейшая составляющая ее души [12]. Еще и поэтому образ Маши несет в себе спокойную веру в добро: хотя в повести немало ужасных происшествий, коим мы оказываемся свидетелями, на всем шедевре Пушкина Маша «отсвечивается< …> отрадным и светлым оттенком» (П.А. Вяземский) [13], в повести господствует «оптимистическая точка зрения» (Н.И. Черняев) [14], в ней «образы самой отрадной и утешительной человечности» (Ю. Айхенвальд) [15], и не в малой степени это связываетсяи двумя последними исследователями с образом Маши. А еще этот скрытый оптимизм имеет причиной то, что перед нами «записки», рассказ от первого лица, и мы понимаем, что этот человек останется жив, даже когда ему «накинули на шею петлю».
Проявившееся в названии «Капитанская дочка» мощное «семейное» содержание произведения (его жанр самим Гриневым назван «семейственные записки») акцентировали Ап. Григорьев, Н.Н. Страхов, Ю.Г. Оксман. Цель имитации семейной хроники Гриневых достигалась тем, что повесть издана, о чем настойчиво просил Пушкин, анонимно.
И на все события повести лег отрадный свет образа «дочки», носящей имя Маша ( Марья, Мария), самое простое русское (особенно вместе с отчеством Ивановна) и самое высокое в святцах [16]. Этоимя любимых героинь [17]) Пушкина («Метель», «Дубровский», др.), имя его первой дочери (а в 1833 году, когда в плане появилась Маша, это была единственная дочь Пушкина). Кстати, реальная фамилия подпоручика Гринева, замешанного в пугачевские события, перекликается с уменьшительным именем сына Пушкина Григория.
Заметим, что Маша, дочь капитана Миронова, входит в семью Гриневых вначале не как невеста сына, а именно как дочь, дочь погибшего капитана. Гринев, которому отцом вначале было отказано в родительском благословении его брака, посылая девушку в свою семью (сам он оставался в действующей армии), уверен: «Отец почтет за счастие и вменит себе в обязанность принять дочь заслуженного воина, погибшего за отечество». Так и случилось: родители Гринева «видели благодать Божию в том, что имели случай приютить и обласкать бедную сироту. Вскоре они к ней искренно привязались, потому что нельзя было ее узнать и не полюбить. Моя любовь уже не казалась батюшке пустою блажью; а матушка только того и желала, чтоб ее Петруша женился на милой капитанской дочке».
В стихотворении 1834 г. «Он между нами жил…» Пушкин, выражая заветную мысль не только А. Мицкевича, но, несомненно, и свою собственную, мечтал «о временах грядущих, Когда народы, распри позабыв, В великую семью соединятся». Люди как семья – отсвет этой заветной мысли Пушкина лежит на героях и событиях «Капитанской дочки» и тоже объясняет слово «дочка» в заглавии. Не беремся судить, как обстоит дело в других языках, но в русском «дочка» - не только то же, что и «дочь», но и ласковое обращение пожилого или взрослого человека к не родной ему молодой женщине, девушке, девочке, и именно «дочка», а не «дочь». Маша – дочь Мироновых, но после их героической гибели дочка для всех старших, в ком жива совесть. А юный Гринев был «принят как родной» у Мироновых, обращался «как к отцу родному» к оренбургскому генералу;на защиту сироты Маши от посягательств Швабрина встал Пугачев, ее приняли у Гриневых как дочь погибшего героя, так к ней отнеслась и Екатерина II,и эта семейная теплота отношений – идеал общества, раздираемого гражданской войной.
Заглавие указывает на особенную важность для смысла повести того факта, что Маша – дочь капитана, заплатившего жизнью за верность присяге. В ласковом «дочка» - семейная теплота отношений, в словосочетании «капитанская дочка» - единство семейных и государственных ценностей, проявившееся на трагическом изломе истории [18].
Обратимся же теперь к первому слову в заглавии – «капитанская». Чин Миронова «капитан» появляется в планах повести далеко не сразу: вначале «капитан» и Миронов разведены, так сказать. В «Башаринском» плане фигурируют Башарин, который «пощажен Пугач. при взятии крепости, [произведен им в капитаны]» (фраза про капитана зачеркнута)- и «старый коменд<ант>» (слово сокращено), который «отправляет свою дочь в ближнюю крепость» [19]. В «Валуевском» плане (зима 1834-35 гг.) появляется «Капит.<ан>» (слово сокращено и употреблено два раза, и оба раза - с заглавной буквы), который при получении известия «советуется с женою», «укрепляется, готовится к обороне»; это «муж и жена Горисов<ы>», фигурирует «Маша, их балованная дочь», в которую Валуев «влюбляется тихо и мирно» [20].Чин капитана в планах повести, возможно, «перешел» от Башарина (реального капитана, которого пощадил Пугачев по просьбе подчиненных капитана) к коменданту Горисову (будущему Миронову). Другие возможные источники капитанского чина Миронова укажем ниже.
В свете важности слова «капитан», определенной заглавием, нельзя не обратить внимания на то, что в «Капитанской дочке», собственно, два капитана: армейский – капитан Миронов -и гвардейский – капитан, судивший Гринева (в главе «Суд»). Думается, в этом «удвоении» есть смысл. Итак, армия и гвардия на страницах повести.
В эпиграфе к I главе «Капитанской дочки» «гвардия» и «армия» противопоставлены. После обозначения «Глава I» ниже идет название этой главы «Сержант гвардии», а затем связанный с этим эпиграф – несколько измененная цитата из комедии Я.Б. Княжнина «Хвастун» (1786):
Речь идет о судьбе молодого дворянина. Диалог начинает отрицательный герой Верхолет, он хвастается, что мог бы поспособствовать повышениюмолодого человека по службе («Был бы гвардии он завтра ж капитан»), а про необходимость службы в армии для его сынаговорит положительный герой Честон («Того не надобно, пусть в армии послужит»). Верхолет, не зная, что Честон – отец молодого человека, с удовлетворением замечает, что в армии, в отличие от гвардии, меньше перспектив, труднее служба («Пускай его потужит…»).
М.И. Гиллельсон и И.Б. Мушина, авторы «Комментария» к повести, объясняют эпиграф так: «… Служба в армии представляется Честону необходимой для его сына школой жизни и воинской доблести, не в пример службе в гвардии, явно, на его взгляд, небезопасной и небезвредной для воспитания и становления характера молодого русского дворянина» [21].
Как известно, Петр Гринев еще в детстве [22] был записан в гвардейский Семеновский полк сержантом, «по милости майора гвардии князя Б.», близкого родственника Гриневых. И поэтому решение старшего Гринева резко изменить карьеру единственного сына, послав его, вместо Петербурга и гвардейского Семеновского полка, в глухой Оренбургский армейский гарнизон, становится еще более показательным (видимо, так же, как и Честон, А.П. Гринев руководствуется оппозиционными взглядами). К тому же название главы, замечает П. Дебрецени, имеет эффект обманутого читательского ожидания – не быть Петруше на службе сержантом гвардии [23]).
Гвардия ( итал. guardia) – отборная привилегированная часть войск, она появилась в Италии вXII в., во Франции -в начале XV в., в Англии, Швеции, России, Пруссии - в XVII в. В России гвардия (лейб-гвардия) создана Петром I в 90-е годы XVII в. из его «потешных» полковв подмосковных селах Семеновском и Преображенском, отсюда названия первых полков.
В упомянутом «Комментарии» далее говорится, что гвардейские полки, в которые принимали сыновей наиболее богатых и именитых дворян, являлись привилегированными полками; служба в гвардии давала возможность быстрее и успешнее сделать военную карьеру. При обычном переводе из гвардии в армию, то есть при переводе, который не был вызван каким-либо дисциплинарным или другим проступком, офицер получал повышение на два чина. В повести же говорится о дисциплинарном переводе – Швабрин переведен из гвардии в армию за дуэль: «Он за душегубство и из гвардии выписан, он и в господа Бога не верует…» (Василиса Егоровна). Не случайно Иван Игнатьич спрашивает П. Гринева, перешедшего (по воле отца, о чем, конечно, не знает Иван Игнатьич) из гвардии в армию, о причинах: «Чаятельно, за неприличные гвардии офицеру поступки». Выгоды гвардейской службы были очевидны, и дворяне всячески пытались устроить своих сыновей в гвардию. Следуя положению, по которому юноши из дворянских семей должны были начинать службу в гвардейских полках рядовыми, Гринев-отец и записал своего сына в гвардейский Семеновский полк [24].
Вернемся к эпиграфу. Он, согласно «Комментарию», проливает дополнительный свет и на оппозиционные настроения Гринева-отца, и на просветительскую традицию, сближающую структуру образа старшего Гринева с положительными героями-резонерами Княжнина и Фонвизина (Честон, Стародум). В рукописном тексте датой отставки Гринева-отца не случайно значился 1762 год, когда в результате переворота Екатерина II пришла к власти; из печатного текста Пушкин изъял точную дату отставки, видимо, потому, чтоона противоречила возрасту главного героя, которому в 1773 году должно быть не менее 17 лет [25].
Д.Д. Благой считает, что отношение старика Гринева к гвардии, к «шаматонам»-гвардейцам; противопоставленность в романе «Евгений Онегин» Ларина – екатерининского военного, очевидно, армейца, тому, другому, по которому вздыхала в молодости его жена («славный франт, игрок и гвардии сержант»), – эта особенность«приобретает известную характеристичность»[26].
В.О. Ключевский, выступая в торжественном собрании Московского университета 6 июня 1880 г., в день открытия памятника Пушкину, специально противопоставил гвардию и армию в русской истории XVIII-XIX вв. «Высшее дворянство находило себе приют в гвардии, у которой была своя политическая история в XVIII в., впрочем, более шумная, чем плодотворная. Скромнее была судьба наших Митрофанов. Они всегда учились понемногу, сквозь слезы при Петре I, со скукой при Екатерине II, не делали правительство, но решительно сделали нашу военную историю XVIII в. Это – пехотные армейские офицеры, и в этом чине они протоптали славный путь от Кунерсдорфа до Рымника и до Нови. Они с русскими солдатами вынесли на своих плечах дорогие лавры Минихов, Румянцевых и Суворовых. Пушкин отметил два вида недоросля или, точнее, два момента его истории: один является в Петре Андреевиче Гриневе, невольном приятеле Пугачева, другой – в наивном беллетристе и летописце села Горюхина Иване Петровиче Белкине, уже человеке XIX века, «времен новейших Митрофане». К обоим Пушкин отнесся с сочувствием. Недаром и капитанская дочь М.И. Миронова предпочла добродушного армейца Гринева остроумному и знакомому с французской литературой гвардейцу Швабрину. Историку XVIII в. остается одобрить и сочувствие Пушкина и вкус Марьи Ивановны» [27].
Итак, обратимся к армейскому и гвардейскому капитанам на страницах «Капитанской дочки». Вновь вспомним эпиграф: «Был бы гвардии он завтра ж капитан…» - этот капитан гвардии и является в сцене суда над Гриневым. Его судят двое – кроме «пожилого генерала, виду строгого и холодного», судьей Гринева являлся и «молодой гвардейский капитан, лет двадцати осьми, очень приятной наружности, ловкий и свободный в обращении». Несмотря на свою молодость, он уполномочен допрашивать подозреваемого в измене.( Кстати, в Яицкой крепости Пугачева, Пьянова и других бунтовщиков допрашивал начальник Яицкой секретной следственной комиссии гвардии капитан-поручик Маврин – см.[28]). Столичная выучка молодого судьи Гринева, его светский лоск («ловкий и свободный в обращении»), сами по себе качества приятные, вместе с «очень приятной наружностью», здесь попадают в контекст тяжелого военного опыта Гринева, его непростой жизненной ситуации и, на наш взгляд, оттеняют естественную, если можно так выразиться, неловкость Гринева, его несгибаемость в вопросах чести (вредя себе, он не называет Машу, о чем по своему опыту вряд ли может догадаться молодой гвардейский капитан). Нигде не говорится о «ловкости и свободе в обращении» Гринева. Кажется, этого-то столичного лоска и боялся старик Гринев, меняя судьбу единственного сына: «Чему научится он, служа в Петербурге? Мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон». Вот этот-то, по-видимому, «шаматон» и судил сейчас Петра – армейского прапорщика, «понюхавшего пороху» в настоящих боях, и приговорил, вместе с генералом, к смертной казни, замененной императрицей, из уважения к заслугам и преклонным годам отца, вечным поселением в Сибири.
Еще разительнее контраст этого «молодого гвардейского капитана» и армейского капитана Миронова. Отсутствие всякого лоска, «ловкости» в обращении (т.е. умения общаться согласно статусу собеседника), наоборот, иногда косноязычие, смешная внешность,и при этом простота, сердечность, естественность, героизм – все это было открытием Пушкина в лице армейского капитана Миронова.
Через четыре года появится «Герой нашего времени», где образ штабс-капитана Максима Максимыча (обратим внимание на учет Лермонтовым пушкинской языковой традиции написания отчества: Андреич, Игнатьич, Максимыч в «Капитанской дочке» – и Максимыч в «Герое нашего времени») закрепит это открытие национального характера, сделанное Пушкиным.Ю. Айхенвальд указал на пушкинско-лермонтовско-толстовскую «капитанскую» линию в русской литературе: «…Героизм вырастает здесь из будней, из того скромного и неэффектного материала, который Пушкин умел претворять в сокровища духовной красоты. Капитан Миронов, родственный не только чином, но и духом штабс-капитану Максиму Максимычу и капитану Тушину, в законченности и цельности своего миросозерцания лучше всех воплощает это скромное величие, этот высший героизм простоты»[29]. (Добавим от себя, что столь же прост и капитан Копейкин у Гоголя.)
Если вспомнить расклад: 1) прапорщик Гринев – капитан Миронов и 2) прапорщик Печорин - штабс-капитан Максим Максимыч, то эти пары приобретают, на наш взгляд, вид «неслиянности и нераздельности» [30] неких полюсов национального характера.
Антитеза «армейский капитан – гвардейский капитан» поддерживается, на наш взгляд, и тем, что предатель Швабрин – в прошлом гвардеец, не по своей воле перешедший в армию.Может быть, такой же «ловкий и свободный в обращении» гвардеец-французДантес в неспокойном для Пушкина 1836-м году влиял на создание образа Швабрина - столичного гвардейского офицера (помещенного, кстати, во французский культурный контекст – вспомним его французский язык, французские книги, французскую арию, - см.[31])?
Предательство бывшего гвардейца Швабрина, чью нравственную несостоятельность почувствовала капитанская дочь Маша Миронова задолго до его измены, еще более оттеняет святую простоту героизма русских воинов-армейцев Миронова, Ивана Игнатьича, Гринева.
Значение в повести капитана Миронова усиливается от того, что его жена Василиса Егоровна не раз названа «капитанша». Она не пожелала одна спастись, покинуть поле боя, разделила просто и естественно («вместе жить, вместе и умирать») трагическую участь мужа, заклеймила его убийцу смертельно-опасным наименованием «беглый каторжник» - вот что такое «капитанша» в «Капитанской дочке».
И, наконец, дочь капитана Миронова неоднократно именуется «дочь капитана», «капитанская дочь», «капитанская дочка». Пользуясь той же речевой конструкцией, что и у некоторых исследователей повести, можно сказать, что заглавие «Капитанская дочка» повышает роль – не Маши Мироновой только, но и ее отца-капитана, – ведь, повторим, не «Маша», не «Маша Миронова» именуется повесть Пушкина, а «Капитанская дочка». Размышляем дальше: шедевр назван не «Дочь капитана», а «Капитанская дочка». Этим заглавием, замечает О.Н. Игнатенко, «Пушкину нужно было подчеркнуть не только «принадлежность» Маши своему отцу, но и унаследованные от него качества характера. < … > Эта «многослойность» содержания проявляется только в атрибутивном сочетании «Капитанская дочка»; она утратилась бы в названии «Дочь капитана» или «Дочка капитана» [32]. Кстати, в переводах эта тонкость различения, видимо, теряется.
Зададимся теперь вопросом – почему именно капитаном сделал Миронова Пушкин? Этот вопрос не соответствовал бы теме, если бы название повести не содержало в себе слова «капитанская». Но, вынесенное вперед заглавием, это слово несет на себе особые функции, которые нужно проанализировать. Итак, почему Миронов – капитан? Во-первых, чин капитана в заштатной крепости был значителен - Пушкин в «Истории Пугачева» писал: «чин капитана в Яицкой крепости был заметен». Эта запись – об Андрее Прохоровиче Крылове, отце баснописца. Он был капитаном, служил в Яицкой крепости, и в бумагах Пугачева потом было найдено, кого на какой улице повесить, в том числе семью Крыловых. «Заметен» был чин капитана, конечно, и в вымышленной Белогорской крепости. (Но при этом комендантом Нижне-Озерной крепости был майор Харлов, Верхне-Озерной – подполковник Демарин, Ильинской – поручик Лопатин.)
Сравним воинские чины персонажей «Капитанской дочки». Обер-офицерские чины - прапорщик Петр Гринев (по Табели о рангах чин 14 класса), поручик Иван Игнатьич (чин 12 класса), капитан Миронов, ротмистр (в начале повести) Зурин, безымянный поручик гвардии (противник Швабрина на дуэли) (все трое – чины 9 класса).Штаб-офицерские чины -премьер-майор А.П. Гринев, майор Зурин в конце повести (чины 8 класса), капитан гвардии в главе «Суд» (чин 7 класса), майор гвардии князь Б. (родственник Гринева, по чьей протекции Петрушу записали сержантом гвардии); коллежский советник (таможенный директор) на военном совете в Оренбурге (чины 6 класса); генерал Р. (прототип – генерал Рейнсдорп) в Оренбурге, генерал в главе «Суд» (чин 3 класса Табели о рангах).
Невысокий чин армейского капитана, по сравнению с большинством чинов персонажей повести, говорит не только о скромном происхождении Миронова (из солдатских детей), но и о неумении выслуживаться.
Есть, думается, и реальные основания выбора чина капитана для Миронова. В «Истории Пугачева» встречаются: 1)капитан Камешков; 2)капитан Башарин; 3)капитан Крылов; 4)капитан Сурин; 5)капитан Ядринцев.
В «Истории Пугачева» есть эпизод захвата мятежниками крепости Ильинской. Пугачеву «представили капитана Камешкова и прапорщика Воронова. История должна сохранить сии смиренные имена. Зачем вы шли на меня, на вашего государя? – спросил победитель. «Ты нам не государь, - отвечали пленники, - у нас в России государыня императрица Екатерина Алексеевна и государь цесаревич Павел Петрович, а ты вор и самозванец». Они тут же были повешены. – Потом привели капитана Башарина. Пугачев, не сказав уже ему ни слова, велел было вешать и его. Но взятые в плен солдаты стали за него просить. Как он был до вас добр, сказал самозванец, то я его прощаю. И велел его, так же как и солдат, остричь по-казацки, а раненых отвезти в крепость» [33]. Этот эпизод почти полностью перешел в «Капитанскую дочку» - капитан Миронов и поручик Иван Игнатьич в таком же духе ответили Пугачеву и были повешены, а Гринев помилован по просьбе Савельича.
В «Истории Пугачева» сказано о капитане Крылове: «Капитан Андрей Прохорович Крылов (отец баснописца) отличился при осаде Яицкого городка. Симонов (комендант) оробел; к счастью, в крепости находился капитан Крылов, человек решительный и благоразумный»[34].
В главе второй «Истории Пугачева» встречаем капитана Сурина: «Из Рассыпной Пугачев пошел на Нижне-Озерную. На дороге встретил он капитана Сурина, высланного на помощь Веловскому комендантом Нижне-Озерной майором Харловым. Пугачев его повесил, а рота пристала к мятежникам»[35]. Пушкин прокомментировал этот рассказ в примечаниях отрывком песни о Сурине (крепость Озерная в ней названа Зерная): «Память капитана Сурина сохранилась в солдатской песне:
Ротмистр Зурин, чином равный капитану Сурину, возможно, таким образом получил свою фамилию. О капитане Сурине есть интересное свидетельство Р.В. Овчинникова («Над «пугачевскими» страницами Пушкина»), исследовавшего архивы, в частности, ЦГАДА. «В делах Оренбургской секретной комиссии, производившей в 1774 г. следствие, суд и расправу над пленными пугачевцами, нашелся протокол допроса Емельяна Алферова, он был дворовым человеком и денщиком Сурина и участвовал в его противопугачевской экспедиции. Алферов показал на следствии, что господин его, капитан Петр Иванович Сурин, владел имением в селе Медяны Алатырского уезда, а его жена, Сурина Марина Ивановна, из-за военных действий в Оренбургской губернии не смогла уехать в алатырскую вотчину своего мужа и жила по-прежнему в Нижне-Озерной крепости». К этому месту следует характерная сноска: «Вместе с М.И. Суриной осталась и ее дочь Алена Петровна (капитанская дочка!), которая как сирота обеспечивалась продовольствием, выдаваемым ей пугачевским атаманом Нижне-Озерной крепости…» [37]. Видим, что исследователь, не удержавшись, называет дочь капитана Сурина «капитанской дочкой» - сходство ситуаций и даже отношения к сироте в реальности и в повести Пушкина поразило его.
В «Истории Пугачева» фигурирует еще один капитан – капитан Ядринцев [38]. Соратник Пугачева Хлопуша, «овладев крепостью Илецкая защита < …> приказал вздернуть на виселицу хорунжего Уключенинова за невыдачу провианта жителям крепости и в то же время оставил комендантом ее капитана Ядринцева, за которого заступились жители крепости» [39].
Героически погибшие капитан Камешков и капитан Сурин, освобожденные под виселицей по просьбе солдат и жителей капитан Башарин и капитан Ядринцев, не потерявший самообладания героический капитан Крылов – все эти капитаны могли повлиять на выбор Пушкиным чина для капитана Миронова.
Оксман считал, что образ капитана Миронова происхождением своим обязан рассказам И.А. Крылова о своем отце (о чем уже говорилось) – и историко-краеведческому очерку «Рассказ моей бабушки» Крюкова [40]: у Крылова это капитан Крылов, у Крюкова – капитан Шпагин.О втором источнике известно следующее. В черновиках Пушкина есть глухое указание на этот источник «Капитанской дочки», который установлен учеными, - в «Невском альманахе на 1832 год» был напечатан «Рассказ моей бабушки» за подписью А.К.(установлено, что это оренбургский краеведА.П. Крюков).Это литературно обработанные воспоминания дочери коменданта Нижне-Озерной крепости Шпагина (фамилия вымышленная; реальное лицо – майор Харлов) о тех злоключениях, которые выпали на ее долю после взятия крепости войсками Пугачева. Ультраромантические приключения «Рассказа моей бабушки» не могут заслонить, тем не менее, реальной обстановки пугачевского бунта и, очищенные от стилистических излишеств, также послужили Пушкину историко-литературным источником его повести, а образ коменданта капитана Шпагина, отца Насти, пригодился при разработке образа капитана Миронова.
Возможно, был еще один источник сюжетных коллизий «Капитанской дочки» и капитанского звания Миронова. В 1939 году Н.В. Яковлев в статье «К литературной истории «Капитанской дочки» [41] указал на некий «Анекдот», напечатанный в журнале «Детское чтение для сердца и разума» (ч.VII, М., 1786 г., с.110-111). «Сюжетная ситуация, избранная Пушкиным для первоначального знакомства Маши Мироновой с Екатериной II, подсказана «Анекдотом» [42]. «Иосиф II, нынешний римский император, прогуливаясь некогда ввечеру, по своему обыкновению, увидел девушку, которая заливалась слезами, спросил у нее, о чем она плачет, и узнал, что она дочь одного капитана, который убит на войне, и что она осталась без пропитания со своей матерью, которая при том давно уже лежит больна». Представившись человеком, служащим при дворе, император помог девушке. Император, инкогнито помогший дочери погибшего капитана, - этот ход мог повлиять на финал повести Пушкина: Екатерина II представилась дамой при дворе и обещала помочь Маше.
Известно, что сюжет «Мертвых душ» был подарен Гоголю Пушкиным. В статье Ю.М. Лотмана «Пушкин и «Повесть о капитане Копейкине» [43] говорится о том, что образ капитана Копейкина - это некий симбиоз дворянина-разбойника Ф. Орлова и героя народных песен о разбойнике Копейкине, атамане, солдате. Разбойник – не солдат, а капитан (т.е. дворянин), офицер – возможно, эта фигура была подсказана Гоголю тоже Пушкиным, думавшем об образе дворянина-разбойника.
В поисках ответа на интересующий нас вопрос о причинах того, почему именно капитанский чин имеет Миронов, обратимся также к пушкинскому окружению.Брат Пушкина Лев Сергеевич (1805-1852), воспитанник Благородного пансиона при Царскосельском лицее и Благородного пансиона при Главном педагогическом институте (курса не кончил), был участником персидско-турецкой кампании 1827-29 гг., затем перешел в Финляндский драгунский полк в чине штабс-капитана, а в 1832 году вышел в отставку в чине капитана.Пушкин, любивший брата (как говорят мемуаристы, «с оттенком родительской строгости»), мог дать любимому персонажу чин своего брата.(Заметим, кстати, добропорядочную семейную традицию: Андрей Петрович - Петр Андреевич Гриневы, Сергей Львович – Лев Сергеевич Пушкины).
Оказывается, и В.А. Жуковский был капитаном. Где-то в 1817-20 гг., согласно редакторской атрибуции, Пушкин, однажды не застав Жуковского дома, оставил ему записку, где перечислилего, так сказать, ипостаси («Записка к Жуковскому», 1817-1820):
10 августа 1812 г. Жуковский был принят в московское ополчение поручиком (до этого был прапорщиком). Находился в резерве во время Бородинской битвы, затем перенес болезнь в Вильно. Награжден чином штабс-капитана и Орденом Св. Анны. Оказывается, согласно приведенной «Записке», и впоследствии воинский чин Жуковского был памятен для Пушкина.
Знаменитый поэт-партизан Денис Давыдов на Западе был известен под необычным названием «Черный капитан». М.П. Алексеев в исследовании «В. Скотт и Д. Давыдов» сообщает, что на стене кабинета Вальтера Скотта, уже знаменитого писателя, находился «гравированный портрет Дениса Давыдова из серии портретов русских деятелей 1812 г., которая была выпущена художником Дайтоном, вероятно, вместе с его же портретами Александра I и Платова. На гравюре Дайтона Денис Давыдов изображен как могучий воин, с черной кудрявой бородой и шапкой таких же волос, в меховой шкуре, накинутой на плечи и застегнутой пряжкой у ворота, с шарфом вместо пояса и с шашкой в руке. Подпись под гравюрой: «Денис Давыдов. Черный капитан» - объясняет нам, почему Вальтер Скотт обычно так именовал Давыдова» [44]. Этот источник свидетельствует также о том, что В. Скотт знал подлинное воинское звание Д. Давыдова, с 1815 г. генерал-майора: английский романист на своем письме к Д. Давыдову от 17 апреля 1826 г.(Д. Давыдов показывал это письмо Пушкину) написал: «Генералу Денису Давыдову» (по-французски), хотя в самом письме имеются наименования Д. Давыдова как «BlackCaptain», «Captain Davidow» - «Черный капитан», «Капитан Давыдов» [45]. В.М. Недошивин поясняет, что«капитан» означало тогда и «предводитель», «вожак», что, видимо, связывалось и с партизанским прошлым нашего героя 1812 года, и с его методами ведения войны и в дальнейшем – он взял Гродно, Дрезден «без разрешения начальства»; «после таких побед в европейских газетах и замелькает имя его рядом с диковинным названием «Черный капитан»[46]. Биограф Д. Давыдова пишет, что Давыдова в Англии почитали «истинною грозою французов» и называли «романтическим именем – «Черный Капитан» [47]. Вот такой особый – романтический - оттенок имеется у слова «капитан»[48]. Отметим, что четвертый том «Современника» за 1836 год, где была опубликована «Капитанская дочка», открывался мемуарным очеркомД. Давыдова «Занятие Дрездена 1813 г. 10 марта»; такой вот «капитанский» контекст.
И, наконец, еще одно соображение о мотивах выбора для Миронова капитанского чина. Дело в том, что чин самого Пушкина соответствовал званию капитана в пехоте: 6 декабря 1831 г. он стал титулярным советником и по Табели о рангах был приравнен к воинскому званию капитана. Вот как об этом пишет в своей книге Г.М. Седова, директор Дома-музея Пушкина на Набережной Мойки, 12: «Как известно, Лицей поэт окончил с чином коллежского секретаря (чиновника 10 класса) и, согласно существующему порядку, примерно через 3-5 лет исправной гражданской службы мог рассчитывать на следующий чин. Но в 1824 году, после конфликта с графом Воронцовым, он получил отставку, то есть был не просто освобожден от службы, о чем давно мечтал, а именно совершенно отставлен – сослан в имение матери под надзор местного начальства. Только через 7 лет, в 1831 году, по милости нового царя поэт был произведен в следующий чин – в титулярные советники (9 класс), что по гражданской Табели о рангах соответствовало военным чинам капитана в пехоте, поручика в гвардии, ротмистра в кавалерии» [49].
Итак, титулярный советник на гражданской службе соответствовал капитану в пехоте (чин капитана существовал в русской армии с 1722 по 1884 г.), например, это капитан Миронов; поручику в гвардии (с 1730 г.), например, это противник Швабрина на дуэли и старший Дубровский; ротмистру в кавалерии (1798-1884), например, это Зурин в «Капитанской дочке», Минский в «Станционном смотрителе», Томский в «Пиковой даме».
В Толковом словаре Даля титулярный советник определяется как «гражданский чин 9 класса, капитан, есаул» [50], а капитан, соответственно, - «старший обер-офицерский военный чин 9 класса, сравненный с титулярным советником» [51].
Соответствие гражданских чинов военным Л.Е. Шепелёв в книге «Чиновный мир России.XVIII – начало ХХ в.» объясняет так: «Вместе с возникновением собственно гражданских чинов, т.е. отделением их от должностей в самостоятельную правовую категорию, усилилась потребность в единых наименованиях этих чинов, в общих обозначениях классов гражданской службы. Первоначально (в «пунктах» «Табели о рангах» и последующем законодательстве о чинах) стали использоваться наименования военных чинов как уже вполне установившиеся. Однако вводить их в широкое употребление не представлялось возможным, хотя гражданские чиновники очень стремились к этому, поскольку военная служба пользовалась большим почетом, чем гражданская, и свою роль играло желание чиновников приравнять себя к офицерам»[52].
Соответствие гражданского чина военному не только вполне осознавалось, но военный чин был предпочтительнее гражданского для чиновников. Об этом ярко говорит повесть Гоголя «Нос», напечатанная, кстати, в третьем томе пушкинского «Современника» (напомним, это тот же 1836 год). Ковалев два года состоял в звании коллежского асессора «и потому ни на минуту не мог его позабыть: а чтобы более придать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда майором». А надворного советника, желая ему польстить, Ковалев называет подполковником, «особливо ежели то случалось при посторонних».
В «Записках сумасшедшего» чиновник, титулярный советник Поприщин мечтает: «Погоди, приятель! будем и мы полковником…» или: «Желал бы я сделаться генералом…», причем везде речь идет о месте на гражданской службе. В «Шинели» генерал, «распекающий» титулярного советника Башмачкина, - это начальник в департаменте.Таким образом, во времена Пушкина это соответствие военных и гражданских чиновотчетливо осознавалось, о чем говорят повести Гоголя, писателя, глубже всех в русской литературе, кажется, осмыслившего «философию» чина.
Пушкин не мог не знать о соответствии своего чина титулярного советника чину армейского капитана, и этот чин мог приобрести в его глазах «личную», «лирическую» окраску. Военная служба, война всегда привлекали Пушкина: офицеры стоявшего в Царском Селе и его окрестностях лейб-гвардии Гусарского полка, возвратившиеся (в октябре 1814 г.) из победоносных заграничных походов, производили на лицеистов сильнейшее впечатление, и Пушкин собирался поступить в гусары(а пока писал «гусарские» стихи); в 1821 г. хотелвоевать, как Байрон, за свободу греков, в 1828 г. - участвовать в войне с Турцией, а в 1829 г. мечта осуществилась – онбыл в действующей армии под командованием генерала Паскевича. «Пушкин принадлежит к поколению, которое жаждет подвигов и боится не смерти, а безвестности», - писал Ю.М. Лотман [53]. Среди друзей Пушкина было немало офицеров – участников наполеоновских войн, воевали Батюшков,Жуковский, Вяземский. «Настойчивое стремление на театр военных действий, - пишут И. Сурат и С. Бочаров, -имело у Пушкина глубокую мотивацию: он с юности чувствовал себя участником большой истории и хотел зафиксировать это в собственной биографии; в период романтического энтузиазма это была потребность, по примеру Байрона, жизнью оплатить право на поэтическое слово, теперь же, в зрелые годы, Пушкин осознает себя ответственным летописцем современной истории» [54]. Он знал «упоение в бою», он и погиб, можно сказать, на поле боя, с оружием в руках защищая свою честь, так стойко перенося предсмертные страдания, что изумилврача, бывшего в сражениях, но мало видевшего подобного.
Почему бы не предположить, что на выборе чина для капитана Миронова сказался и чин самого автора (представившегося как Издатель) «Капитанской дочки»? И дочь Пушкина тоже может быть названа «капитанской дочкой»; и последний шедевр Пушкина приобретает вид завещания детям, внукам, особенно в связи с упоминанием «внука», по своей инициативе доставившего Издателю рукопись «деда», в последних строках повести (а также– вобращении к «внуку» в неосуществленном предисловии). Авторство Пушкина, хоть и не обозначенное при публикации, не было тайной для его ближнего круга (1 ноября 1836 г. Пушкин читал «Капитанскуюдочку»у Вяземского), а такая заветная, личная дата под повестью – 19 октября 1836 г. – не могла не придать повести смысла высказывания и о своей жизни [55].
Дочь капитана Миронова не только наследует великие нравственные качества своего отца, она (тем, что она дочь героически погибшего воина) пробуждает в окружающих родственные чувства, и люди осознают себя семьей. Так в заглавии повести соединяются высокие гражданские и семейные ценности русского мира. В «Капитанской дочке»- завещании Пушкина - выбор чина для капитанаМиронова может быть объяснен не только историческими, литературными, но и, возможно, биографическими и даже личными причинами.
[1] Пушкин. Полн. собр. соч.Т.8, кн.2. Изд-во АН СССР, 1940.С.906.
[2] Цветаева М. Пушкин и Пугачев // Цветаева Марина. Мой Пушкин. М.,1981.С.79.
[3] Оксман Ю.Г. Пушкин в работе над романом «Капитанская дочка» // Пушкин А.С. Капитанская дочка. Л., 1984. С.166. (Лит. памятники)
[4] Македонов А. Гуманизм Пушкина // Лит. критик.-1937.-№1. С.92-100.
[5] Степанов Н.Л. Проза Пушкина. М., 1962.С.221.
[6] Сидяков Л.С. Художественная проза Пушкина. Рига, 1973.С.203.
[7] Тойбин И.М. Пушкин. Творчество 1830-х гг. и вопросы историзма. Воронеж, 1976. С.255.
[8] Петрунина Н.Н. Проза Пушкина. Л., 1987. С.277.
[9] Поволоцкая О.Я. О смысле названия «Капитанская дочка»// Московский пушкинист.VI/ Сост. и науч. ред. В.С. Непомнящий. М., 1999.С.167-168.
[10] Гей Н.К. Пушкин-прозаик: Жизнь – Творчество – Произведение .М., 2008.С.409.
[11] Скатов Н.Н. Лики «русского бунта»: От «Истории Пугачева» к «Капитанской дочке»//Литература в школе.2013.№4. С.5.
[12] Шапошникова В.В. «Не приведи Бог видеть русский бунт…»: Слово «Бог» в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»//http:www.portal-slovo.ru/philology/48057.php
[13] Вяземский П.А. Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина. 1847 <отрывок>// Пушкин А.С. Капитанская дочка Л., 1984.С.238. (Лит. памятники)
[14] Черняев Н.И. «Капитанская дочка» Пушкина. Историко-критический этюд. М., 1897.С.182.
[15] Айхенвальд Ю. Пушкин. 2-е изд., значит. доп. М., 1916 <отрывок>// Пушкин А.С. Капитанская дочка. Л., 1984.С.255. (Лит. памятники).
[16] Жижина Н.П. Творчество А.С. Пушкина в контексте христианской аксиологии. Калининград,2009. С.284, 286.
[17] А возможно, имя «утаенной любви» Пушкина, с которой многие исследователи настойчиво связывают Марию Раевскую-Волконскую.
[18] Шапошникова В.В. Семейные ценности в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина// Русская словесность. 2009. №1. С.7-8. Стоит также сказать и цементирующем общество чувстве благодарности, см.: Шапошникова В.В. Еще раз о заячьем тулупчике<Пушкин. Капитанская дочка>// Литература в школе.2013.№1.
[19] Пушкин. Указ. соч. С.928-929.
[20] Там же. С.930. Заметим, Машей звали дочь Петра Андреевича (имя-отчество как у Гринева) Вяземского; женихом (потом мужем) Маши Вяземской был молодой человек по фамилии Валуев (так вначале именовался Гринев). Имя П.А. Вяземского сопровождает публикацию «Капитанской дочки» в «Современнике» (том четвертый за 1836 г.) – после «Капитанской дочки» шло стихотворение Е. Баратынского «К князю П.А. Вяземскому». Кстати, уж не для того ли сократил Пушкин в цитируемой черновой записи оба раза слово «Капитан» (написав его к тому же с заглавной буквы), что «Капит.» родственен латинскому caput (capitis) – голова; что этот «Капит.» в чем-то главный для Пушкина?
[21] Гиллельсон М.И., Мушина И.Б. Повесть А.С. Пушкина «Капитанская дочка». Комментарий. Л., 1977. С.66.
[22] Цитируем «Капитанскую дочку» по изд.: Пушкин А.С. Капитанская дочка. Л., 1984 («Литературные памятники»); это издание воспроизводит единственную прижизненную редакцию - «Современника» 1836 года; в Полном собрании сочинений А.С. Пушкина в 17-ти томах печатается «Матушка была еще мною брюхата, как уже я был записан в Семеновский полк сержантом…» - эта редакция, восстановленная по рукописи,многими оспаривается.
[23] Дебрецени Пол. Блудная дочь. Анализ художественной прозы Пушкина. СПб., 1995.С.270.
[24] Гиллельсон М.И., Мушина И.Б. Указ. соч. С.64.
[25]Там же. С.67.
[26] Благой Д.Д. Социология творчества Пушкина. М., 1931. С.137-138.
[27] Ключевский В.О. Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета6 июня 1880 г., в день открытия памятника Пушкину <отрывок>//Пушкин А.С. Капитанская дочка. Л., 1984.С.249. (Лит. памятники)
[28] Овчинников Р.В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. М., 1981.С.96, 119.
[29] Айхенвальд Ю. Указ. соч.С.255.
[30] Эта фраза, употребленная А. Блоком по другому поводу, восходит, видимо, к догмату о двух естествах (божественном и человеческом) во Христе.
[31] Шапошникова В.В. Названия народов в «Капитанской дочке» Пушкина: Запад – Восток // http://www.pushkinopen.ru/texts/view/50
[32] Игнатенко О.Н. Дочь капитана – «Капитанская дочка»// Русская речь. 2003.№1.С.6.
[33] Пушкин А.С. История Пугачева// Пушкин. Полн. собр. соч. Т.9, кн.1. Изд-во АН СССР, 1938. С.35-36.
[34] Там же. С.37.
[35] Там же .С.18.
[36] Там же. С.100.
[37] ГАОО, ф.172, оп.1, д.4479, л.1//Овчинников Р.В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. М., 1981.С.90, 148.
[38] Пушкин А.С. История Пугачева. С.312, 318, 331 и др.
[39] Гиллельсон М.И., Мушина И.Б. Указ. соч. С.148.
[40] Оксман Ю.Г. Указ. соч. С.169-170.
[41] Временник Пушкинской комиссии.4-5.М.-Л., 1939.С 487-488.
[42] «Анекдот» цит. по: Гиллельсон М.И., Мушина И.Б. Указ. соч.С.164.
[43] Лотман Ю.М. Пушкин и «Повесть о капитане Копейкине» (к истории замысла и композиции «Мертвых душ»)// Лотман Ю.М. Пушкин. СПб., 1995. С.266-280.
[44] Алексеев М.П. <В. Скотт и Д. Давыдов>//Лит. наследство.Т.91.М., 1982.С.268.
[45] Там же. С.273.
[46] Недошивин Вячеслав. Адреса любви. Москва, Петербург. Париж. М., 2014.С.25-26.
[47] Серебряков Геннадий. Денис Давыдов. М., 1985. С.373. (Серия ЖЗЛ)
[48] Этот оттенок значения сохранился на Западе и в ХХ веке: во французском фильме «Капитан» (1960 г.) с Жаном Маре в главной роли действует романтический благородный герой по прозвищу Капитан, причем речь не идет о морской службе или о воинском чине.
[49] Седова Г.М. «Ему было за что умирать у Черной речки…» СПб., 2012.С.47.
[50] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.4.М., 1995. С.407. (переизд. 1880-1882 гг.)
[51] Там же. Т.2.С.87.
[52] Шепелёв Л.Е. Чиновный мир России. XVIII – начало ХХ в. СПб.,2001. С.154.
[53] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 2014. С.84.
[54] Сурат И., Бочаров С. Пушкин: Краткий очерк жизни и творчества. М., 2002.С.92.
[55]. Об автобиографизме последних произведений Пушкина писал П.В. Анненков(«Пушкин в Александровскую эпоху»); В.С. Листов указал: «Между жизнью Пушкина и его романом возникает любопытная симметрия положений» - в Царскосельском парке происходят встречи Николая I с Пушкиным и Екатерины II с Машей, в результате чего подданные были облагодетельствованы монархами (Листов В.С. Две встречи в Царскосельском парке: К истолкованию финала романа А.С. Пушкина «Капитанская дочка»// Временник Пушкинской комиссии. Вып.28. СПб., 2002.С.203); Н.К. Гей указал на особый смысл даты под текстом: «И уж совсем сторонняя «прямому» повествованию деталь, тем не менее придающая свой оттенок заключающим его фразам издателя – дата под этими строками: «19 окт. 1836» (Гей Н.К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. М., 1989. С.249).
