Поэт и художник… В культуре XIX-XX столетия не мало примеров таких личностных и творческих связей.
Н.В.Гоголь стал другом и советчиком художника Александра Андреевича Иванова. В течение трех десятилетий продолжалась дружба Л.Н.Толстого и И.Е.Репина. Частые встречи в Москве, ежегодные приезды в Ясную Поляну, переписка были плодотворны и для писателя, и для художника. Наиболее близким другом Исаак Ильич Левитана, человеком, глубоко понимавшим его живопись, был А.П.Чехов. Поэтика творчества писателя и художника была необыкновенно близка.
Но поражает трагическая, короткая и вместе с тем творчески плодотворная дружба А.С. Пушкина и К.П. Брюллова. Их личностные и творческие отношения продолжались совсем недолго, меньше года. «Когда наш круг судьбы соединили…» - эту строчку из стихотворения «Была пора…» (А.С.Пушкин, 1836) можно обозначить эпиграфом ко всем личным и творческим сближениям поэта и художника.
Как и род Пушкиных, род Брюлловых был древним, вёл истории от французских протестантов. Интерес к художествам оказался наследственным. В 1791 г. президент Академии художеств, пригласил отца художника «для обучения класса резного, золотарного и лакировального мастерства».
Талант Карла Брюллова проявился очень рано. Рос он болезненным ребенком. Уже в детстве К.Брюлло [1] начал помечать игру света, наблюдать за выражением лиц, мимикой, жестами, следить за сверкающими красками и их переливами.
Брюллов вступил в Академию художеств обладателем таких технических познаний в живописи, каких не имелось ни у его сверстников, ни у воспитанников старшего возраста. Интересно, что поступление Брюллова в Академию художеств и Пушкина в Царскосельский лицей было практически в одно время. Воспитанники обоих учебных заведений получали блестящее образование. В Академии художеств различным наукам уделялось шесть лет, и шли они независимо от рисунка.
Как и в Царскосельском лицее, воспитанники Академии художеств – веселый, но мыслящий круг друзей, которые и учились, и шутили. Не обходилось и без проказ. Известно несколько забавных историй, связанных с жизнью К.Брюллова в Академии. В 1813 году юный художник был удостоен серебряной медали за рисунок с натуры. С этого времени он стал негласным учителем своих товарищей и сохранил это звание до окончания учебы. Исправление экзаменационных рисунков происходило обычно по ночам. Конечно, после такой работы следовало вознаграждение. Товарищи приносили К.Брюллову ситник с медом. При этом не рекомендовалось вознаграждение давать раньше, чем художник вставал с постели; в противном случае он преспокойно принимал приношение, съедал его и желал всем «спокойной ночи».
8 января 1815 года на публичном экзамене лицеист Пушкин, подающий необыкновенные надежды в поэзии, читал стихотворение «Воспоминания в Царском Селе». В это же время Академия художеств рассматривала портрет полковника Е.В. Давыдова, представленного воспитанником Орестом Кипренским. Профессора ознакомились и с рисунками младших учеников. Работы братьев Брюлло, Карла и Александра, нашли совершенными. Состоялась личная встреча братьев с Кипренским. Художник проявил интерес к работам юного Карла, пожелал запечатлеть черты мальчика на бумаге. В желании ознакомиться с картинами юноши проявилось то же прозрение будущей судьбы художника, что и в реакции Г.Р.Державина на стихотворение Пушкина. Пушкин вспоминал: Державин был в восхищении, он меня требовал, хотел обнять меня».
В начале 1820 года Брюллов знакомится с Александром Бестужевым и Вильгельмом Кюхельбекером. В своих статьях Бестужев и Кюхельбекер высказывались не только о литературе, но и о живописи, скульптуре, музыке, театре. В «Письме к издателю» (1820) Бестужев обращается к читателю с замечаниями о выставке в Академии художеств. Среди художников, о которых он написал, был К.Брюллов. Бестужев пишет о его работе «Нарцисс»: «Работа Карла Брюллова показывает его богатство воображения в изображении, но малую опытность в исполнении»[2]. Статья закачивается словами: «Талант и вкус молодого артиста заметны в каждой черте. Глядя на его работу, я думал сам в себе: сколько Нарциссов есть у нас перед глазами»[3]. Статья Бестужева была опубликована в 1820 году в журнале «Сын Отечества». Это был тот же номер, в котором помещались примечания к поэме «Руслан и Людмила» и обращённые к Пушкину стихи Ф.Н. Глинки. Венчают это стихотворение строки:
Судьбы и времени седого:
Не бойся, молодой певец!:
Следы исчезнут поколений,:
Но жив талант, бессмертен гений! » [4]
Настоящим другом стал для К.П. Брюллова В.К. Кюхельбекер. После окончания Царскосельского лицея он был частым посетителем Академии художеств. В это время Кюхельбекер сам стал преподавателем (поступил на службу в Благородный пансион при Педагогическом институте). Он часто по вечерам заходил в натуральный класс, знакомился с новыми работами братьев Брюлловых. Кюхельбекер пылко рассказывал другу-художнику о своих воспитанниках – необыкновенно способных Михаиле Глинке и Льве Пушкине. В аудиториях Академии художеств Кюхельбекер декламировал братьям Брюлловым свои стихи и стихи А.С. Пушкина. Проповедуя мысли о свободе, конституции поэт горячо читает друзьям оду «Вольность». Пушкин и Брюллов в 20-ые годы лично знакомы не были, но творчество их не раз пересекалось.
Впервые имя художника стало известно Пушкину в связи с картиной «Итальянское утро». Портрет молодой девушки работы К. Брюллова был выставлен на Невском проспекте в выставочных залах Андрея Михайловича Прево (это была первая выставка, участвовали 52 художника).
Первое сообщение о картине «Итальянское утро» было написано В.И.Григоровичем в «Журнале изящных искусств» (№3, 1825 г.) в разделе «Новые отличные произведения художеств»: «Общество поощрения художников получило произведение пенсионеров своих, находящихся в Италии, Карла Брюллова картину «Итальянское утро» и Александра Брюллова большой рисунок, представляющий перспективный вид Пантеона и площади пред ним находящейся»[5] . В конце заметки такие слова: «Желаю от всей души г. Брюллову, чтобы полдень его искусства был достоин своего прекрасного утра. Тогда можно будет назвать его одним из великих художников нынешнего века»[6]. И этот полдень в творчестве Карла Брюллова наступил.
Общество поощрения художников разместило картину на выставке у П.И.Кутайсова[7] за три недели до восстания декабристов. Граф Кутайсов был лично знаком с Пушкиным, общался с поэтом в Петербурге. 2 февраля 1839 года Н.А.Бестужев в письме к брату Павлу вспоминал о выставке Кутайсова: «Кстати, о Брюллове: у нас есть его «Полдень» - литография Погонкина; жаль, что нет его «Утра», эту картину я видел в 1825 году, будучи членом общества поощрения художников, у графа Кутайсова. Нельзя ли достать этой литографии у кого-нибудь из знакомых художников, у В.И.Григоровича, у самого Брюллова?»[8] У Кутайсова картина находилась совсем недолго.
Уже 2 февраля 1826 года она была экспонирована на выставке произведений русских художников, организованную Обществом поощрения.
Картина «Итальянское утро» принесла Брюллову настоящий успех. Общество поощрения художников преподнесло картину императору Николаю I. Государю так понравилось «Итальянское утро», что он пожаловал Брюллову бриллиантовый перстень. Николай I подарил работу императрице Александре Фёдоровне, позднее заказал парную к портрету картину – «Итальянский полдень».
Вместе с другими жителями столицы Пушкин побывал на выставке и был восхищён работой Брюллова. В конце мая 1827 года Дельвиг явился к Кипренскому с заказом портрета Пушкина. Не откладывая, художник начал работать над портретом. Во время сеанса Кипренский, Пушкин, Дельвиг много беседовали о живописи. Однажды, возвращаясь по Невскому проспекту, Дельвиг привёл поэта на выставку. Алексей Симонович Андреев[9] пишет: «Первые особы, мне встретившиеся, был барон Дельвиг и с ним под руку идущий, небольшого роста, смуглый и с курчавыми волосами. <…>Одежда на нем была вовсе не петербургского покроя, в особенности же картуз престранного вида ─ это были первые дни его приезда из Бессарабии»[10] . Андреев сопроводил Пушкина и Дельвига на выставку, после чего дословно записал реплики поэта о картине. Пушкин долго стоял перед «Итальянским утром» Брюллова и заключил: «Странное дело, в нынешнее время живописцы приобрели манеру выводить из полотна предметы и особенно фигуры; В Италии это искусство до такой степени утвердилось, что не признают того художником, кто не умеет этого делать»[11] . А после добавил: «Хм. Кисть, как перо: для одной — глаз, для другого — ухо. В Италии дошли до того, что копии с картин столь делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши. Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих — и все начали писать хорошо» [12] . Подобную фразу «рядовой» ценитель искусства произнести не мог. Слова Пушкина свидетельствуют о глубоком знании поэта задач художника, теории портретного жанра.
Сам Брюллов в докладе Обществу поощрения писал о тщательной отделке подробностей, которой научился у крупнейших итальянских мастеров эпохи Возрождения. В этом отчёте есть такие слова: «Сколько широкая и мягкая кисть нужна в больших картинах, кои зритель не иначе может видеть, как на таком расстоянии, на каком всякая окончательность для него теряется, столько же или ещё более требуется строгая отделка в маленькой картине, для рассматривания коей должно приблизиться так, чтобы глаз зрителя был занят ею»[13]. Удивительно, как точно сумел Пушкин подметить цвет, линии, свет, отделку картины, пластику изображённой итальянки.
В замечаниях Пушкина есть и рассуждение о копиистах, которое перекликается с историей создания картины «Итальянское утро». Ученик Брюллова М. И. Железнов писал по этому поводу: «Вскоре по приезде в Рим Брюллов сидел в кафе Греко вместе с немецкими художниками, говорившими, что искусство оканчивать картины так, как их оканчивали голландские художники, было потеряно. Брюллов, не согласился с этим мнениям. Сказал, что художники перестали так оканчивать картины потому, что считали такую оконченность излишней, и, чтобы доказать справедливость своих слов, написал «Итальянское утро» [14].
Замечу, что долгое время нахождение картины «Итальянское утро» было неизвестно. И.С. Зильбернштейн в книге «Художник-декабрист Николай Бестужев» (М., 1988) написал: «В 1917 году картина погибла» (с.582). Архитектор, член Пушкинской комиссии ИМЛИ РАН И.Б.Циприс указала, что долгое время картина находилась в коллекции искусствоведа Ю.В. Невзорова, сейчас экспонируется в галерее «Кунстхалле» в городе Киль (Германия). Подтверждением этому служит отметка, сделанная ГТГ: «Итальянское утро. 1823, Киль, Кунстхалле».
На протяжении всего XIX века едва ли другой художник был встречен с таким триумфом, как К.П.Брюллов за картину «Последний день Помпеи». В Италии, в мастерской художника за несколько дней побывал весь Рим. Из критических статей, отзывов, откликов итальянских газет и журналов можно составить не один том.
Чем вызван такой восторг? С картиной «Последний день Помпеи» связана новая романтическая тенденция, которая до 1827 года еще не отразилась в произведениях итальянской живописи. Искусствоведы говорят о ложно классической традиции, полновластно царившей в мастерских художников-итальянцев. «Античность уже не казалась таинственно подавляющей, как величественные руины Рима, а была домашней, понятной»[15]. Это был толчок к изменению представлений об античной культуре. Необходимость изменений почувствовал и К.П.Брюллов. Он считал, что античность – неповторимый в своем своеобразии фрагмент истории, а не вечный нетленный образец.
На картине Брюллова «Последний день Помпеи» люди изображены во власти природной стихии, рока. Здесь нет центрального образа, представлена толпа, объятая страхом. И в этом – романтизм, созданный поколением людей эпохи наполеоновских войн, перед которыми, как сказано у Пушкина, «игралица таинственной игры, металися смущенные народы», слепой случай менял ход истории, а древнее понятие рока обретало актуальный смысл.
Да и выбор сюжета картины неслучаен. Он близок эстетике романтизма. Это историческое событие на протяжении конца XVIII-XIX века привлекал многих литераторов-романтиков. Известны элегия Ф.Шиллера «Помпеи и Геркуланум» (1796), стихотворение «Последний день Помпеи» Легуве Эрнеста Вилфрида (точная датировка неизвестна), исторический роман «Последние дни Помпеи» Бульвера-Литтона (1834), стихотворение А.С.Пушкина «Везувий зев открыл» (1834), новелла Теофиля Готье «Ария Марцелла» (1852), стихотворение Л.А.Мея «Помпеи» (1861), исторический роман С.Н.Кафтырева «Огнедышащая гора Везувий, или Гибель Помпеи» (1891), стихотворение Д.С.Мережковского «Помпея» (1891) и др.
В статьях и откликах на картину Брюллова провозгласили возродителем живописи. Французский писатель, один из основателей романтизма во французской литературе Франсуа Рене де Шатобриан (1768-1848) пригласил Брюллова на бал, где выразил ему свое восхищение перед талантом. Кумир романтической литературы Вольтер-Скотт приехал в Рим, когда мастерская художника уже была закрыта для публики. К Брюллову явилась депутация английских живописцев с просьбой сделать исключение для знаменитого романиста и показать картину «Последний день Помпеи». На другой день Вальтер Скотт долго и молчаливо созерцал картину и, уходя, заметил, что Брюллов создал целую эпопею.
С 1833 года началось «триумфальное шествие» картины по миру: через Флоренцию в Милан, затем на выставку Парижского салона (1834). Картина «Последний день Помпеи» была привезена из Италии в Петербург и находилась сначала в Зимнем дворце (с августа 1834 года), а затем – в Академии художеств (с весны 1835 года) – для общего обозрения. Публика была восхищена картиной. Контраст дымно-красного зарева... Извержение вулкана... Синевато-желтый блеск молний... Рушатся колонны, портики, статуи... Толпа перепуганных людей ринулась из города... Такой картины еще не видели. В газетах снова появились бесчисленные статьи, сравнения художника с Микеланджело и Рафаэлем.
На картину «Последний день Помпеи» откликнулись все литераторы «золотого века» русской культуры. В.А.Жуковский назвал произведение боговдохновенным видением. Н.В.Гоголь опубликовал апологетическую статью о картине, Е.А.Боратынский – автор знаменитой фразы «и стал Последний день Помпеи – для русской кисти первый день». А.И.Герцен в дневнике 1842 года назвал картину величайшим произведением русской живописи. Он писал: «Предмет ее переходит черту трагического, самая борьба невозможна. Дикая, необузданная стихийная сила, с одной стороны, и безвыходно трагическая гибель всем предстоящим»[16].. Н.А.Бестужев, находившийся уже в Иркутске, в письме к сестре Елене написал: «Благодарю тебя за все твои известия и художественные и общественные. Я здесь видел хорошую гравюру с картины «Последнего дня Помпеи» и вижу чудесное исполнение чудной мысли. Теперь надобно иметь понятие об освещении этой картины, чего нельзя иметь с эстампа. Будем ждать хоть рисунка, который передал бы нам идею о картине Бруни, о которой говоришь ты»[17].
В творческом наследии А.С.Пушкина можно встретить два упоминания картины «Последний день Помпеи». В 1834 году поэт написал стихотворение – набросок «Везувий зев открыл»(1834)
Везувий зев открыл – дым хлынул клубом - пламя
Широко резвилось, как боевое знамя.
Земля волнуется – с шатнувшихся колонн
Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,
Под каменным дождем, под воспаленным прахом,
Толпами, стар и млад, бежит из града вон. [III; 945-946]
В 1836 году Пушкин снова восстановил картину, но уже в прозе. Упоминание картины можно встретить в рецензии на «Фракийские элегии» В.Г.Теплякова. В работе поэт написал: «Брюллов, усыпляя нарочно свою творческую силу, с пламенным и благородным подобострастием списывал Афинскую школу Рафаэля. А между тем в голове его уже шаталась поколебленная Помпея, кумиры падали, народ бежал по улице, чудно освещенной Волканом» [XII; 372]. Интересно, что в картине Брюллова Пушкин выделил не два смысловых центра на картине (люди и стихия), а три: Везувий, кумиры, толпа. При внимательном изучении картины в композиции можно выделить своеобразный треугольник: ряд центральных групп внизу; люди в левом углу, человек со шкатулкой, вздыбленные лошади составляют второй ряд; небо, сверкающие молнии, падающие статуи – это третий ряд.
В первой трети XIX века к Помпее возник особый интерес. Раскопки этого древнего города начались с 1748 года. Но каждый, путешествуя по Италии, стремился побывать в Помпее. Так в журнале «Телескоп» в разделе «Смесь» неизвестный опубликовал статью «Страстная и святая неделя в Неаполе и его окрестностях». Автор пишет: «Приехавши в Помпею, мы едва ли могли найти проводника, чтобы посетить эти великолепные развалины. На дороге мы встречали многие группы крестьян, их шляпы были обвиты оливковыми ветвями, а за плечами висели орудия работы. Они сказали нам, что они были употреблены при раскопках Помпеи»[18] .
Известно, что Пушкин проявлял особый интерес к античности. Интерес поэт проявил и к истории Помпеи, о чём свидетельствует ряд фактов.
В своём дневнике И.П. Липранди писал о том, какие книги читал Пушкин в Кишиневе: «У меня не было никаких других книг, кроме тех, которые говорили о крае с самой глубокой древности. <…> Пушкин действительно интересовался многими сочинениями, и первые сочинения, им у меня взятые, были – Овидий, Валерий Фланк, Страбон»[19]. Интересно имя последнего автора. Греческий философ Страбон оставил древнейшие сведения об истории Греции, Италии, Персии, юга России. С греческого языка «География» Страбона переводилась дважды, один из переводов пришелся на 1831-1834 годы. В труде античного философа есть упоминание Помпеи: в одной из глав представлена история города до извержения Везувия: «Помпея на реке Сарне, по которой ввозят товары в глубь страны и вывозят их к морю. Над этими местностями возвышается гора Везувий, покрытая вокруг прекрасными загородными усадьбами»[20]. Предметы старины, привезенные с этих раскопок, Пушкин видел в подмосковной усадьбе князя Н.Б. Юсупова Архангельское[21].
Известно, что Юсупов был поклонником антиков и итальянцев. В Помпеях он купил несколько статуй и фрагментов античной скульптуры и устроил в Архангельском Антиковый зал. Этот зал представляет удлиненную галерею, в которой размещалось богатое собрание скульптур и керамики. Кроме античных скульптур в этом зале помещались статуи французской работы начала XIX века, картины школы Давида. 
Особый интерес засуживает бюст Нерона с львиной шкурой на плече. Бюст найден в Помпеях и датируется I в. Посреди зала на круглых пьедесталах размещались три статуи также из Помпеи. Элементы античности были введены и в архитектурное оформление зала: в подражание древнеримским сооружениям, где свод и арка были основными деталями архитектуры, потолок Антикового зала расписан в виде иллюзорного свода. Зал, конечно, не мог не заинтересовать Пушкина.
Помпейские археологические находки собирал и Александр Федосеевич Бестужев (отец декабриста). В «Записках» Михаила А. Бестужева есть запись: «В шкафах за стеклами и на высоких этажерках были расположены минералы, граненые камни, редкости из Геркуланума и Помпеи, обделанные из редких камней вазы, чаши, канделябры и проч.»[22]. Александр Иванович Тургенев в 1833г. прислал Пушкину в подарок из Рима мраморную античную вазу, найденную при раскопках Тускулума[23]. (Следует отметить, что Брюллов в том же 1833 году написал портрет Тургенева).
В письме к В.А.Жуковскому Пушкин написал: «Вижу по газетам, что Перовский у Вас. Счастливец! Он видел и Рим и Везувий» [XIII;212].
К сожалению, Пушкин так и не закончил стихотворение, «Везувий зев открыл» так и остался наброском. К нему поэт приступал дважды. В черновиках видно, как Пушкин работал над сюжетом, переставлял отдельные слова и выражения, пока не отказался от своего намерения вовсе.
Существует попытка воспроизвести поэтом картину. В первом черновике стихотворения поэт набросал по памяти центральную группу картины – двух мужчин, несущих старца-отца. Возникает очевидный вопрос: почему Пушкин по памяти воспроизвел в рукописи ни вулкан, ни статуи, ни вздыбленных лошадей, а сцену спасения старика? В этой же статье Лотман приводит интересное мнение искусствоведа Н.М. Тарабукина. Художник и теоретик искусства Тарабукин писал: «Содержанием картины, построенной композиционно по диагонали, нередко является то или другое демонстрационное шествие»[24]. Архитектор И.Б. Циприс предложила интересное осмысление картины Брюллова: художник изобразил не просто историческое событие, помпейскую катастрофу, а отношения людей. Развитие этой мысли приводит к пониманию рисунка в рукописи Пушкина.
При внимательном изучении картины Брюллова можно выделить череду сцен, которые на прямую касаются отношений между людьми. Мать, в испуге обнимающая своих дочерей. Помпеянец, укрывающий плащом семью. Упавшая с колесницы молодая женщина, к которой тщетно взывает ребенок. Воин и мальчик, спасающие отца. Юноша и его мать, убеждающая не обременять себя ею. Жених, держащий на руках мертвую невесту. Весь ряд изображений – это пример благородства, материнской самоотверженности, сыновьего долга, верности любящего сердца, не угасающие перед лицом смерти. Отдельные группы картины привлекали внимание литераторов. Бульвер-Литтон написал целый роман – «Последние дни Помпеи», в котором центральными героями стали жених и невеста с картины Брюллова. Писатель указывал, что на создание романа его вдохновила именно картина «Последний день Помпеи». Стоит отметить, что Пушкин был знаком с этим романом, о чём свидетельствует счёт книгопродавцов-издателей Иностранного обозрения за 22 марта 1835 года: поэт приобрёл 2 т. романа.
Пример истинного мужества на картине – спасение старика, который не в силах идти сам. Не боясь погибнуть под руинами разрушающихся силой извержения Везувия зданий, маленький мальчик и воин пытаются вынести, спасти своего отца. Комендант Зимнего дворца П.П.Мартынов, наблюдая картину, писал: «Для меня лучше всего старик Помпеи, которого несут дети»[25]. П.Е. Висконти ОПХ писал: «Вот пример детской нежности. Мужественный воин, с помощью юного брата своего, спешит укрыть от неизбежной гибели престарелого своего отца. <…> Групп сей достоин удивления по противоположности характеров в лицах, составляющих оный[26].
Эта сцена была прочувствована Пушкиным. Её, как символ доблести и благородства, изобразил поэт в рукописи так и незаконченного стихотворения.
Восхищает точность, с которой Пушкин воспроизвел эту сцену. Поэт изобразил и шлем на голове одной из фигур, складки на одежде старца. Будто бы к этой картине обращены слова Пушкина: «Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах – вот чего требует наш ум от драматического писателя» [XI; 178].
В Италии К. Брюллов часто посещал салон Зинаиды Александровны Волконской. Её великолепная вилла с частью развалин дворца цезарей[27] близ Рима была известна всей Италии. В салоне Волконской бывали многие заметные личности из русской и итальянской интеллигенции. Здесь Брюллов окунулся в местную жизнь и узнавал новости из России. Художник написал акварельный портрет княгини Волконской. До сегодняшних дней эта работа Брюллова не дошла. Сохранилась гравюра М. Майера[28]. В салоне З.А. Волконской в Москве неоднократно бывал Пушкин. Поэт преклонялся перед умом, дарованиями, красотой княгини. Пушкин воспел З.Волконскую в прекрасных строках – посвящении, которое было приложено к поэме «Цыганы».
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновения,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком
И вьется и пылает гений. [III; 54]
В доме Волконской Пушкин познакомился с итальянской оперой и живописью. Волконская ценила дружбу с поэтом. Известно, что на своей итальянской вилле княгиня устроила садик, посвящённый воспоминаниям о России. В своём дневнике Погодин оставил запись об этом садике: «В особой куще белеется мраморный бюст императора Александра I. Есть и древний обломок, посвящённый Пушкину, другой Карамзину»[29] .
В 1836 году художник Карл Брюллов высказал П.В. Нащокину своё желание познакомиться с А.С. Пушкиным.
Нащокин моментально откликнулся на просьбу Брюллова о знакомстве и написал Пушкину 10 января 1836 года: «Уже давно, т.е. так давно, что даже и не помню, не встречал я такого ловкого, образованного и умного человека; о таланте говорить мне тоже нечего: известен он всему Миру и Риму. Тебя, т.е. творение, он понимает и удивляется равнодушию русских относительно к тебе. - Очень желает с тобой познакомиться и попросил у меня к тебе рекомендательного письма. Каково тебе покажется? Знать его хорошо у нас приняли, что он боялся к тебе быть, не упредив тебя»[30] [XVI; 75]. В этом письме Нащокин изложил историю посещения художником Малого театра. Письмо заканчивается словами: «Человек весьма привлекательный и если ты его увидишь – и поговоришь с ним, я уверен, что мое желание побывать еще раз с ним – тебе будет вполне понятно. Прошу тебя покорно, так как ты очень рассеян, не забыть – спросить его адрес у того, кто принесет тебе мое письмо. Кому Рим удивлялся, кого в Милане и в Неаполе с триумфом народ на руках носил, кому Европа рукоплескала – того прошу принять с моим рекомендательным письмом благосклонно» [XVI; 76].
В январе 1836 года в письме Пушкину Нащокин рассказал о посещении Брюлловым Московского Малого театра: «Приехал он в Москву, за два или за три часа до начала спектакля, кресел он не достал, пошел в стулья, где встретил своего старого товарища. Это был Каракалпаков, смотритель ламп и тому подобного Московского Театра. Любопытную новость бежит и докладывает Загоскину, что Брюллов здесь и сидит в стульях… положили позвать Брюллова за кулисы. Потормошив его на порядках, посадили в ложу, продержали весь спектакль и тем 1-й день кончился».
В начале мая того же года Пушкин и Брюллов познакомились. Встреча состоялась у скульптора Ивана Петровича Витали. В 1835 году Витали поселился в Москве на Кузнецком мосту в доме Демидова[31] . После возвращения в Москву Брюллов жил у писателя-прозаика А.А. Перовского, затем переехал к художнику-любителю Егору Ивановичу Маковскому. У него Брюллов прожил всего две недели и поселился у И.П. Витали. 29 апреля 1836 года Пушкин выехал в Москву для занятий в Архиве Коллегии иностранных дел и по делам журнала «Современник».
У Перовского Пушкин увидел картины, написанные Брюлловым в этом доме (Художник даже не забрал своих работ после отъезда из его дома). Хозяин таил обиду на художника, показывая поэту картины, не мог сдержать эмоции. Пушкин отразил всё случившееся в письме жене, пересказав слова Перовского: «Заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник этакой. 
Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу, пьяница он…»[32]. Описание этой сцены Пушкин заканчивает так: «Умора!».
О долгожданной встрече с Брюлловым поэт написал Н.Н. Пушкиной 4 мая: «Я успел уже посетить Брюллова. Я нашёл его в мастерской какого-то скульптора, у которого он живёт. Он очень мне понравился. Он хандрит, боится русского холода и прочего, жаждет Италии, а Москвой очень недоволен»[33]. В эту же встречу Пушкин познакомился с некоторыми работами К. Брюллова. В том же письме жене поэт пишет: «У него я видел несколько начатых рисунков»[34]. Какие именно рисунки видел поэт в тот день неизвестно. Можно предположить, что это была картина на исторический сюжет «Нашествие Гензериха на Рим», эскизы 
«Взятие на небо Божией Матери» и «Гадающая Светлана». Откуда такие предположения? О картине «Нашествие Гензериха на Рим» историк искусства Н.А. Рамазанов написал: «Когда А.С. Пушкин, посетивши Карла Павловича, заметил ему, что картина, произведённая по этому эскизу, может стать выше "Последнего дня Помпеи", он отвечал: "Сделаю выше Помпеи!"»[35]. В это же время Брюллов в подарок графу Толстому нарисовал карандашом эскиз «Взятие на небо Божией Матери». Для Перовского был написан красками эскиз с тем же сюжетом и «Гадающая Светлана». Последняя картина вызвала живой отклик в Москве. О впечатлении, произведенном работой Брюллова, говорили напечатанные князем Петром Ивановичем Шаликовым в «Московских ведомостях» стихи:
Склони чело, друг гения, пред тем,
Кто, творческим господствуя искусством
Бездушное вдруг наделяет всем —
Сиянием и красотой, и чувством.
Возможно, что под впечатлением от этой картины Пушкин писал жене: «У него видел несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? Невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя»[36].
Между поэтом и художником завязалась крепкая дружба. В Москве Пушкин нередко виделся с Брюлловым. Из разговоров с Пушкиным Брюллов узнал Россию, которую так надолго покидал. Пушкину говорить с художником было не менее интересно, легко, живо. Брюллов прекрасно знал итальянскую поэзию, восхищался лирикой Данте, Тассо, Петрарки. По словам многих современников, он чудно изъяснялся по-русски. Н.В. Гоголь интересовался у М.В. Железнова[37] (он ездил в путешествие с Брюлловым на португальский остров Мадейра), не утратил ли Брюллов дара выражаться метко и образно на русском языке.
Пушкин посещал выставки Брюллова, подсказывал ему новые сюжеты для картин. Художник Е.И. Маковский записал рассказ И.Т. Дурнова[38] об одной из встреч Пушкина с Брюлловым: «Дурнов рассказывал, что, навещавши К.П. не так здорового в квартире г.Перовского, встретил там А.С.Пушкина. У них шёл оживлённый разговор, что писать из русской истории. Поэт говорил о многих сюжетах из истории Петра Великого. К.П. слушал с почтительным вниманием. Когда Пушкин кончил, К.П. сказал: «Я думаю, вот какой сюжет просится под кисть», ─ и начал объяснять кратко, ярко, с увлечением поэта, так что Пушкин завертелся и сказал, что он ничего подобного лучше не слышал и что он видит картину, писанную перед собою. Дурнов не сказал, какой сюжет»[39].
Брюллов жаждал прославить подвиг предков, беспредельную любовь к Родине. Во взгляде на историю он выступает как сторонник передовых мыслителей эпохи, единомышленник Пушкина. Художник соглашался с мыслью, высказанной поэтом в статье «О народной драме и о "Марфе Посаднице" Погодина»: «Что развивается в трагедии? Какая цель её? Человек и Народ – судьба человеческая, судьба народная»[40] [XI; 278]. Брюллов мечтал создать историческую картину, в которой бы, как и в драме Пушкина «Борис Годунов», народ стал главным действующим лицом. С поэтом Брюллов размышлял о судьбе Отечества, истории, Петре Великом. В это время Брюллов начал увлекаться русской стариной. Он хотел написать картину об Отечественной войне 1812 года. Художник любовался кремлевскими теремами, колокольней Ивана Великого, Успенским собором.
Из разговоров с Пушкиным Брюллов сумел постичь насущные проблемы России. В размышлениях друзья касались и положения творческого человека в искусстве времён николаевского правления. В письме Н.Н. Пушкиной поэт писал: «Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры… Что же теперь со мною будет?.. Чёрт догодал меня родиться в России с душою и талантом! Весело, нечего сказать!»[41].
Брюллов много обращался к портретному жанру. Художник написал в этом жанре много превосходных работ: портреты М.А. Кикиной, А.Н. Голицына, Н.В. Кукольника, великой княжны Марии Николаевны. Портретный жанр художник освоил в Италии. Следует заметить, что именно в Италии Брюллов пишет основную часть портретов. Достижения художника в портретном жанре признаны безуловными, неоспоримыми. О Брюллове положительно отзывались суровые критики В.В. Стасов и А.Н. Бенуа. Современники считали величайшей удачей заказать художнику даже небольшой портрет. У Брюллова портрет стал удивительно разнообразным – от конного парадного портрета до миниатюрных акварельных и графических набросков. Интересную оценку мастерства художника дал итальянский искусствовед Фернандо Массока в статье «Rome's power to inspire the world's artists is being celebrated on a grand scale». Он отмечает, что причина успеха Брюллова-портретиста в том, что он сумел поймать настроение времени, настроение беспокойства[42].
Художник написал акварельные портреты членов семьи Дурнова, портрет врача Шереметевского, карандашные портреты Маковской, Витали. На просьбу коллекционера Мосолова сделать небольшой портрет, Брюллов ответил: «Я теперь за деньги не работаю, а работаю даром для моих московских друзей»[43]. Но по неизвестным причинам портрета А.С. Пушкина Брюллов не написал. Существует версия, что портрет Пушкина-подростка, гравированный Гейтманом, написан Брюлловым.
В первой половине XIX века было принято сопровождать книгу портретом автора. Как правило, использовалась литография. Издание «Кавказского пленника» открывала гравюра Е.И.Гейтмана (1800-1829). Под этим изображением стояло только имя гравера. Из-за этого в дальнейшем возник вопрос об авторе оригинала. Н.В.Кукольник в первом обзоре иконографии Пушкина писал: «Портрет сей нарисован наизусть без натуры К.Б. и обличает руку художника, в нежной молодости уже обратившего на себя внимание всех тоговременных любителей»[44]. Современники поэта, его первые биографы и устроители выставки 1880 г. отождествляли К.Б. с Карлом Брюлловым. Советские пушкинисты авторство это полностью отвергали (этому посвящен ряд статей И.С.Зильберштейна, Б.В.Томашевского, А.М.Эфроса). В качестве авторов оригинала предлагались имена К.Н.Батюшкова[45], С.Г.Чирикова[46], О.А.Кипренского[47]. И.Э.Грабарь наиболее близко подошёл к атрибуции портрета. Он писал: «Пушкина не было в Петербурге, а друзьям его хотелось выпустить книжку с портретом. Его пришлось искать, и кто-нибудь напомнил о портрете Чирикова. Брюллов, учившийся в Академии с Гейтманом, заменил, вероятно, прозаический фрак поэтической сорочкой с эффектно накинутым плащом, и получился ни дать, ни взять – юный Байрон. Таким образом, впредь до находки новых материалов приходится условно принять в качестве автора портрета С.Г.Чирикова, а в качестве его байронизатора, безусловно, Брюллова»[48]. В том же году Пушкин написал стихотворение на французском языке «Mon portrait» («Мой портрет»). На сегодняшний день художником портрета юного Пушкина считается С.Г.Чириков – лицейский учитель рисования.
В 1836 году скульптор И.П. Витали, с которым Пушкин познакомился у Брюллова, сделал по заказу Нащокина первый вариант портрета поэта. Н.Н.Пушкиной поэт написал: «Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское лицо моё, безобразие будет предано бессмертию во всей своей мёртвой неподвижности; я говорю: у меня дома есть красавица, которую когда-нибудь мы вылепим»[49]. М.П. Погодин писал в письме к П.А. Вяземскому: «Какой бюст Пушкина у нас вылеплен! Как живой! Под надзором Нащокина делал Витали»[50]. К.П. Брюллов дорожил скульптурой. Когда художник получил предписание освободить мастерскую, он писал А.А. Фомину 2 июля 1851 года: «Прошу тебя поспешить с перемещением всех вещей в ней находящихся в другие комнаты, т.е. картину неоконченную "Псков", свернуть так же и другие портреты г-жи Самойловой, Шишмарёвых и проч. И уложить их на верх в кухне; орган, стулья и пьедестал с Пушкинским бюстом поместятся удобно в других комнатах»[51].
Когда пребывание А.С. Пушкина В Москве подходило к концу, он стал уговаривать К.П. Брюллова поехать в Петербург. Художник понимал, что надо было собираться в столицу. Петербург тяготил Брюллова, всеми силами он пытался отказаться от выезда. Сколько мог, он откладывал отъезд. Уже были заказаны билеты, когда на торжественном ужине случилось неожиданное. «Матушка А.Д. Соколовского, эта славная старушка, жаловалась мне сейчас, что с ней никто не хочет гулять. Я дал слово отправиться с ней на Воробьёвы горы, и потому завтра не поеду»[52], ─ сказал художник своим друзьям, пренебрегши, что деньги и билеты пропали. После смерти матери он с особенным трепетом относился к женщинам, особенно пожилым. 18 мая в письме жене Пушкин написал: «Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи»[53]. На прощальном вечере Брюллов сделал небольшую зарисовку ─ «Отъезжающий рыцарь» (второе название «Рыцарь, отъезжающий на коне, и Дульцинея, смотрящая на него из окна»). Это был подарок для московских друзей. Об этом можно узнать по подписи внизу зарисовки: «К.П.Брюлловъ. 1836 г. подарокъ Егору Маковскому при отъезде изъ Москвы»[54]. В 1924 году этот рисунок поступил в фонд Государственной Третьяковской галереи (ГТГ).
«Отъезжающий рыцарь» Брюллова стал экспонатом выставки «Маэстрия пера» (ГТГ, 21 ноября 2008 – 1 марта 2009 года). На этой выставке была представлена графика XVIII – начала XIX века. Куратор экспозиции А.Н.Антонова в интервью Народному радио (22.11.2008, корреспондент Дарья Юматова) сообщила о зарисовке К.Брюллова: «Брюллов – гений, отмеченный Богом. Вот посмотрите рисунок “Отъезжающий рыцарь”. Он не закрашивает, оставляя на бумаге пустые места, перьями и бисером он рисует блестящие латы, делает разнообразные штриховки. В этом истинно брюлловская артистичность, по живописности это полотно не уступает его акварельным работам»[55].
По свидетельству самого Брюллова, он аллегорически изобразил свое прощание с Л.К.Маковской при отъезде из Москвы. Хотя через некоторое время проявилась неожиданная связь «Отъезжающего рыцаря» с творчеством Пушкина.
В бумагах Брюллова много лет спустя был обнаружен автограф незаконченного стихотворения Пушкина «Альфонс садится на коня»:
Альфонс садится на коня;
Ему хозяин держит стремя.
«Сеньор, послушайте меня:
Пускаться в путь теперь не время…»
[II; 299] «Альфонс садился на коня» (1836)
Е.М. Гаврилова в статье «Пушкин и Брюллов» (1972) предположила, что образу дона Альфонса, капитана Валонской гвардии испанского короля Филиппа V, Пушкин придал черты Брюллова, этого «отъезжающего рыцаря», вынужденного в 1836 г. спешить в Петербург.
11 июня 1836 года Брюллов получил звание профессора II степени и руководство историческим классом. В конце июня художнику было приказано явиться в Зимний дворец. Император Николай I хотел заказать ему картину. Государем была предложена тема – Иоанн Грозный с женой в русской избе стоят на коленях перед образом, а в окне – взятие Казани. Художник был удивлён предложенным сюжетом. Как можно мягче Брюллов пытался объяснить, что будет неправильно писать две фигуры на переднем плане, а батальный сюжет изобразить в окне. Художник просил Николая I написать картину «Осада Пскова». Было получено сухое разрешение. Как и в случае с Пушкиным, император пожелал первым видеть все работы, написанные К.Брюлловым.
Осенью 1836 года Брюллов и Пушкин часто виделись, словно предчувствуя скорое расставание. Брюллов был у Пушкина в доме на Каменном острове. Сохранился рассказ Брюллова, записанный его учеником М.И.Железновым: «Вскоре после того, как я приехал в Петербург, вечером ко мне пришел Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго отказывался, но он меня переупрямил и утащил с собой. Дети Пушкина уже спали, он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках»[56]. Встреча была печальной. Поэт говорил, что никогда не испытывал такого желания вырваться на волю, как теперь:
Туда, где тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края… [I; 276] «Узник» (1822)
«Увидеть Босфор, св. Софию, посидеть в оливковом саду, увидеть Мёртвое море, Иордан. Какой чудесный сон!»[57] ─ восклицал Пушкин. Упоминание этих географических названий неслучайно. В описи книг библиотеки Пушкина в квартире на Мойке есть труд «Босфор и новые очерки Константинополя. Сочинения Константина Базили с 4 гравированными рисунками из альбома К.П.Брюлова. Спб., типография Греча, 1836 год»[58]. К.М.Базили (1809-1884) – востоковед, историк и писатель. Горестное чувство осталось у Брюллова после этой встречи.
С Пушкиным художник встретился на премьере оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя»[59] 13 декабря 1836 года. Брюллов был приглашён и в дом Никиты Всеволожского на торжество по случаю первого представления новой постановки.
Осенью 1836 года Пушкин посетил несколько петербургских выставок Брюллова. Художник представлял огромные полотна – «Осада Варны», «Парад на Царицином лугу», «Парад и молебствие на Марсовом поле». Николай I вместе с государыней и детьми осмотрели выставку, прошли в мастерскую. Пушкин приезжал вместе с женой. Она поразила всех своей красотой, великолепным нарядом – «белое гладкое платье, чёрный бархатный корсаж, палевая соломенная шляпа с огромными, закрывающее лицо полями»[60].
А.Н.Мокрицкий по просьбе К.П.Брюллова читал ему что-либо из произведений Пушкина. По ходу чтения художник обычно делал некоторые комментарии и замечания, которые Мокрицкий заносил в свой дневник. По этим записям можно установить день последней встречи Брюллова с Пушкиным. В последний раз они виделись 25 января 1837 года за два дня до дуэли поэта с Дантесом. Встреча состоялась в мастерской художника, куда поэт приехал вместе с В.А. Жуковским. По рассказам А. Мокрицкого восторг поэтов от картины Брюллова «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне» вызвал задорный смех. Пушкину настолько понравилась эта работа, что он стал просить художника подарить ему картину. Но она уже принадлежала княгине Салтыковой. Карл Павлович обещал нарисовать поэту другую. Пушкин был безутешен. Упав на колени с рисунком в руках, он умолял художника: «Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня, отдай мне этот!». Так и не отдал Брюллов свою работу, пообещал выполнить другой. Художник М.И. Железнов уверял, что в этот день К.Брюллов обещал Пушкину начать его портрет и даже назначил время для первого сеанса. Но этому уже не суждено было сбыться.
Дружба Пушкина и Брюллова трагически оборвалась 29 января 1837 года. За несколько дней до смерти поэта Брюллов тяжело заболел. Доктор Пеликан определил у художника лихорадку. Узнав о трагедии, случившейся с другом, Брюллов отправил своего ученика А. Мокрицкого в дом на Мойку. Через несколько часов после смерти Пушкина тот вернулся. Он молча протянул Брюллову рисунок – две восковые свечи у изголовья, прикрытый саваном сюртук и неподвижное лицо. Негромко, без выражения, словно псалтырь, 
читал Мокрицкий у окна стихотворение «Зимний вечер». Из-за болезни Брюллов не был на отпевании Пушкина. Смерть друга он переживал тяжело. Журналист А.А. Краевский принёс художнику неизданные сочинения Пушкина: «Каменный гость», «Русалка», стихотворение «Отцы-пустынники и жены непорочны».
После прочтения этих строк у Брюллова возникают мысли о создании памятника Пушкину: поэт с лирой в руках среди величественной природы. Художник нарисовал бога Аполлона с лирой и рядом крылатого коня Пегаса. На обороте наметил программу композиции: «Пушкин. Внимает и восхищает Россия. Поэзия увенчивает его. В лучах, исходящих от лиры, видны фрагменты поэзии Пушкина. Сверху внемлют Данте, Байрон, Гомер…»[61].
Еще до Великой Отечественной войны предполагалось установить в Риме памятник А.С.Пушкину. Интересно, что именно план К.П.Брюллова предполагалось реализовать в мраморе[62]. Однако средств на этот проект не хватило, да и он не был одобрен фашистской властью, пришедшей в то время к руководству Италией[63].
С апреля 1837 года Глинка и Брюллов начали готовить оперу «Руслан и Людмила». Работали они упорно, отдавая все силы. По эскизам Брюллова сделаны декорации и костюмы к IV действию оперы – «Сады Черномора».
В творческом наследии К.П. Брюллова можно найти акварельные работы, навеянные текстами известных романов, новелл, баллад: эскизы к поэме Байрона «Шильонский узник», балладам Шиллера, переводам Жуковского. На сюжеты произведений Пушкина Брюллов выполнил две работы. Картина «Бахчисарайский фонтан» явилась для Брюллова своего рода художественным памятником в честь погибшего поэта. Она была начата вскоре после кончины Пушкина. Работа Брюллова над «Бахчисарайским фонтаном» продолжалась несколько лет – 1838 - 1849. Художник изобразил жизнь «робких жен» Гирея, проводящих свой досуг за несложными забавами. В поэме Пушкина 
Брюллов избрал не драматический момент столкновения Заремы с Марией, а описание безмятежной жизни полусонного гарема. Под развесистыми деревьями, у бассейна, расположились молодые пленницы с детским любопытством наблюдая за плещущимися в воде рыбками. Веселью «младых жен» противостоит тихая грусть Марии, одиноко сидящей на дальнем окошке. Ее легкий силуэт с низко опущенной головой светлым пятном рисуется на фоне пестрых их одежд. Брюллов не сразу пришел к такому решению замысла. В раннем карандашном эскизе (ГРМ) он изобразил молодых женщин купающимися в бассейне. Марии еще не было. Содержание композиции исчерпывалось показом красоты обнаженного тела. Стремясь ближе подойти к поэме, Пушкина, Брюллов, в последующих, эскизах не только ввел в композицию Марию, но усилил также своеобразие восточной сцены. Разрабатывая типаж в карандашных этюдах, он искал характерные образы восточных женщин. Национальный колорит внесли и одежды самых радужных расцветок.
Список иллюстраций к бессмертным творениям Пушкина дополняет и виртуозно выполненная Брюлловым работа «Прощание» (1847 – 1849) – иллюстрация к роману «Арап Петра Великого». Долгое время работа считалась утерянной, сейчас хранится в фондах ГТГ. 
А.С. Пушкин и К.П. Брюллов прожили недолгую жизнь. Но для русской и мировой культуры они сделали так много, что этот вклад переоценить невозможно. Справедливо сказал А.М. Горький: «В области искусства, в творчестве сердца, русский народ обнаружил изумительную силу, создав при наличии ужаснейших условий прекрасную литературу, удивительную живопись и оригинальную музыку, которой восхищается весь мир... Гигант Пушкин — величайшая гордость наша... а рядом с ним волшебник Глинка и прекрасный Брюллов»[64].
Статья подготовлена в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры» на 2009 – 2013 годы. ГК №14.740.11.0562.
[1] Фамилия Брюлловы производна от фамилии Брюлло. Буква «в» была пожалована Карлу Павловичу и его брату перед пенсионерской поездкой в Италию высочайшим указом.
[2] Декабристы: эстетика и критика. М., 1991. С. 72.
[3] Там же. С. 73..
[4] Порудоминский В.А. Биография Карла Брюллова. М., 1989. С.147.
[5] «Журнал изящных искусств», 1825. №3. С.84.
[6] Там же. С.86.
[7] Кутайсов Павел Иванович (1780-1840) – граф, обер-гофмейстер, член Государственного совета. Большое внимание уделял отечественному искусству, собирал картины русских мастеров.
[8] Письмо Николая Бестужева к брату Павлу от 2 февраля 1839 г. из Петропавловской тюрьмы. Архив Бестужевых, ед.хр. 9, л.135-135 об. в ГПБ. Впервые напечатано в кн. И.С.Зильберштейна «Художник-декабрист Николай Бестужев». М., 1988. С. 65.
[9] А.С. Андреев (1792 – 1863) – преподаватель математики в Училище правоведения (1835 – 1850). Среди воспитанников училища он прослыл любителем рассказывать исторические анекдоты, любопытные истории из жизни современников. Все истории Андреев старался записывать. Им были составлены особые «Книги выписок». В одной из таких книг (№4) представлена заметка «Встреча с А.С. Пушкиным».
[10] Андреев А.С. «Встреча с А.С. Пушкиным». Цитата по книге «А.С. Пушкин в воспоминаниях современников». М., 1974. Т.II, С.289.
[11] Андреев А.С. «Встреча с А.С.Пушкиным». Цитата по книге «А.С.Пушкин в воспоминаниях современников». М., 1974. Т.II, С. 289 – 230.
[12] Там же. С. 289 – 230.
[13] Порудоминский В.А. Биография Карла Брюллова. М., 1989. С.103.
[14] «Неизданные письма К. П. Брюллова и документы для его биографии», с предисловием и примечаниями художника М. Железнова. Женева, 1867, с.2.
[15] Алленова О.А., Плотникова Е.Л. Карл Брюллов в Третьяковской галерее. Живопись. Рисунок. Акварель. М., 2000.
[16] К.П.Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях современников // сост. Н.Г.Машковцев. М., 1961. С.208.
[17] Письмо Николая Бестужева к сестре Елене от 16 мая 1842г. из Иркутска. Архив Бестужевых, ГПБ, ед. хр.9, л.188 об. Впервые опубликовано в книге И.С.Зильберштейна «Художник-декабрист Николай Бестужев». М., 1988. С. 515.
[18] Телескоп, М., 1835. Ч.XXVII, №9-12. С.263.
[19] А.С.Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974. Т.I, с. 303.
[20] Страбон. География в 17 книгах. М., 1994. Кн. V (Италия), С.229.
[21] А.С.Пушкин бывал в усадьбе два раза: в 1827 и 1830 годах.
[22] Воспоминания Бестужевых. М.-Л., 1951. С.205.
[23] Архив братьев Тургеневых. Пг., 1921, вып.6. С.199.
[24] Тарбукин Н. Смысловое значение диагональной композиции в живописи// учен. зап. Тартуского гос. ун-та, 1973. Вып. 308. С.474.
[25] Русский архив, 1905. №10. С. 256.
[26] К. П. Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях современников. М., 1961.С.84.
[27] Це́зарь — один из титулов правителей Римской империи. Произошёл от когномена рода Юлиев «Caesar», носителем которого был политический деятель и полководец Римской республики I в. до н. э. Гай Юлий Цезарь.
[28] Гравюра М.Майера с утраченной акварели К.Брюллова(1830г) находится в Собрание музеев замка Сфорца, Милан, Италия.
[29] Барсунов Н. Жизнь и труды Погодина. Спб, 1892. С. 240.
[30] Там же. С. 429.
[31] Левинсон Н.Р., Миллер П.Н., Чулков Н.П. Пушкинская Москва. М., 1937. С.109.
[32] Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1832 – 1837. М., 2006. С.438.
[33] Там же. С.437.
[34] Там же. С. 437.
[35] Рамазанов Н.А. Материалы для истории художеств в России. М., 1863, с.190.
[36] Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1832 – 1837. М., 2006. С. 437.
[37] М.В. Железнов (1825 — 1891) — вольноприходящий ученик Академии художеств. В 1853 году он закончил курс и получил звание художника. Однако его живописные произведения известны гораздо меньше, нежели его литературные труды. Особую известность приобрел он как автор воспоминаний и издатель писем К. П. Брюллова.
[38] И.Т. Дурнов – друг К.П. Брюллова по Академии художеств.
[39] Леонтьева Г.К. Карл Брюллов Л., 1983. С.112.
[40] Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 17 т. М., 1937. Т.XI: Литературно-критические, исторические и публицистические статьи и заметки. С.278.
[41] Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1832 – 1837. М., 2006. С. 451.
[42] The Sunday Times. “Rome's power to inspire the world's artists is being celebrated on a grand scale”. 2003, March, № 6 (перевод с английского выполнен К.А. Поташовой).
[43] Леонтьева Г.К. Карл Брюллов Л., 1983. С.152.
[44] Художественная газета, 1837, №9-10. С.160.
[45] Эфрос А.М. Портрет Пушкина, рисованный К.Н.Батюшковым. // Временник Пушкинской комиссии за 1976 г. Л., Наука, 1979.
[46] В работах С.Ф.Либровича, Э.Ф.Голлербаха, Е.В.Павловой.
[47] В работах А.А.Сидорова, Л.И.Певзнер.
[48] А.С.Пушкин, 1799-1949. Материалы юбилейных торжеств. М.-Л., изд-во АН СССР, 1951. С.144.
[49] Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1832 – 1837. М., 2006. С. 448.
[50] Барсуков Н. Жизнь и труды Погодина. Спб., 1892. С.260.
[51] Брюллов К.П. Неизданные письма и документы для биографии. М., 1867. С. 24 – 25.
[52] Порудоминский В.А. Биография Карла Брюллова. М., 1989. С.216.
[53] Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1832 – 1837. М., 2006. С. 450.
[54] Карл Павлович Брюллов в Третьяковской галерее. Живопись. Рисунок. Акварель. [альбом]/ сост. О.А.Алленова, Е.Л.Плотникова. М., 2000. С.110.
[55] Официальный сайт Народного радио: narodinfo.ru.
[56] А.С.Пушкин в воспоминаниях современников. Сост. В.Э.Вацуро, Р.В.Иезуитова в 2-х томах. М., «Художественная литература», 1974. Т. II, с. 293.
[57] Козмин Н. Брюллов в гостях у Пушкина. Ленинград, 1926. С.109.
[58] Пушкин А.С. Библиотека 1826-1830. Сост. Б.Л.Модзалевский. М., 1975. С. 247.
[59] Премьера оперы состоялась в только что открывшимся после ремонта Большом театре Петербурга.
[60] Леонтьева Г.К. Карл Брюллов Л., 1983. С.180.
[61] Порудоминский В.А. Биография Карла Брюллова. М., 1989. С.232.
[62] Букалов А.М. Пушкинская Италия: записки журналиста. Спб., 2004. С.295-296.
[63] Открытие памятника А.С.Пушкину в Риме состоялось только в 2000 году (приурочено к 201-ой годовщине со дня рождения поэта). Монумент был выполнен скульптором членом Академии художеств РФ Юрием Ореховым (1927-2001).
[64] Прямая речь. Мысли великих о русском языке. М., 2007. С.137.
