30 сентября 1924 года в Москве на Тверской в кинотеатре «Арс» состоялась премьера новой советской кинокартины «Аэлита» по роману А.Н. Толстого.
Съемки еще не были завершены, когда московские улицы, заметно ожившие в период НЭПа – посветлевшие, многолюдные, завесили многочисленными рекламными афишами и плакатами с непонятно-завлекательными словами «Анта, Одели, Ута». И никаких пояснений.
Чувствовалось в этом рекламном секрете что-то нежно-музыкальное, блестящее - от искусства - и буржуазно-раскованное, американизированное. «Красота!» - сказала бы Эллочка-людоедка.
В стране, едва преодолевшей разруху, еще не ставились фильмы с таким размахом, с такой затратой средств.
В помощь оператору Ю. Желябужскому был специально приглашен немец Эмиль Шюнеман.
В сценарии, сочиненном при участии Протазанова, предусмотрены существенные отступления от романа.
Главный герой фильма (и книги) – инженер Лось, мечтающий о полете на Марс.
Роль Лося сыграл актер Камерного театра Николай Церетели. Инженер Лось с его «огненными страстями» напоминает героя-любовника русского дореволюционного кинематографа.
В книге полет на Марс изобретателя ракеты инженера Лося и его товарища – солдата-буденовца Гусева, представлен в научно-фантастическом ключе. В фильме марсианские события – грезы Лося.
В фильме – иногда смешном, искреннем, проникнутом исповедальностью, параллельно показывается жизнь Москвы начала 20-х и фантастическая действительность Марса.
Как в «Евгении Онегине»:
Прими собранье пестрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных…
Нелепица и несообразности жизни в строящейся стране с бесконечным участием показаны в фильме. Сон и явь перемежаются.
Марс с его юной царицей – красавицей Аэлитой (роль Юлии Солнцевой) – идеальный мир в представлении инженера Лося, воспитанного на образах классической русской литературы с элементами декаданса и конструктивизма в мировоззрении.
По сравнению с книгой, в фильм введены дополнительные персонажи: сыщик-недотепа Кравцов (роль Игоря Ильинского), спекулянт Эрлих и его развратная жена, эмигрирующий на Запад друг Лося – инженер Спиридонов (Спиридонов – вторая роль Николая Церетели).
В книге – инженер Лось – вдовец, вспоминающий любимую жену Катю. В фильме показано счастливое супружество Лося и его жены Наташи (они молодожены). Прибавлена любовная линия – Лось бешено ревнует жену к Эрлиху, чуть не убивает Наташу, стреляя из револьвера.
И бешеной любви проказы
В архивах ада отыскал…
А.С. Пушкин «Примите новую тетрадь» (1821)
Практически весь ансамбль фильма состоял из дебютантов в кино. Только Машу – невесту, а потом жену красноармейца Гусева играла опытная киноактриса Вера Орлова (в 1916 году – Лиза в «Пиковой даме» Протазанова).
Фильм «Аэлита» открывается загадочным событием. По всему свету разосланы странные радиосигналы: «Анта… Одели… Ута». Заведующий московской радиостанцией Лось, давно бредивший полетом на Марс, вместе с инженером Спиридоновым готовящий чертежи ракеты, предполагает в этих сигналах весть с далекой звезды. Лось почти видит сны наяву, в грезах забывая о реальной жизни. Очнувшись от очередной грезы об Аэлите, он видит рекламный плакат: «Покупайте шины только марки «Анта», «Одели», «Ута». Мы разоблачаем таинственное радио». Чудные благозвучные слова, оказывается, придуманы для рекламы новых марок американских автомобильных шин.
Искусство – «на посылках» у коммерции… В пушкинском «Разговоре книгопродавца с поэтом» поэт не может внимать «истине полезной», проповедуемой книгопродавцом. Разочарование, непонимание и обида искусства по отношению к коммерции не принимает масштабов безысходности в радостном мире «Аэлиты».
Зритель «Аэлиты», попавшийся на рекламную уловку, видел в обманутом рекламой инженере Лосе, как бы, самого себя. Жизнь и искусство забавно менялись местами.
Автор романа должен был участвовать в написании сценария (сценаристы Ф. Оцеп и А. Файко), но как-то не получилось, ему просто прислали приглашение на премьеру. А.Н. Толстому фильм не понравился.
На диспутах и дискуссиях, последовавших за премьерой, выяснилось, что фильм произвел двойственное впечатление. Технически фильм «оправдал доверие», потому что смотрелся не хуже американских боевиков, но как художественное произведение его оценили невысоко.
Позволим себе предположить, что фильм «Аэлита» - очень сложный по структуре, отражающий соединение грез в душе интеллигента (инженер Лось – главный герой) и, в то же время, весьма четко выстроенный, скрепленный единой интонацией, во многом опередил свое время и потому не был оценен по достоинству.
В «марсианских сценах» Протазанов предстал как благодарный зритель Камерного театра.
Он сам «расписался» в любви к спектаклям Таирова.
Но, как это ни странно, при чисто внешнем сопоставлении фильма Протазанова и фотографий театральных спектаклей тех лет – Камерного театра и других, например, знаменитейшей «Принцессы Турандот» вахтанговцев с Ю. Завадским, взятым на роль марсианина Гора в «Аэлиту», при сопоставлении внешнем, улавливающем удивительные совпадения и прямые заимствования Протазанова, суть «Аэлиты» - теплота, нежность и вдохновенно-четкая композиция фильма, остается непознанной, непроницаемой для исследователя.
Устремление Таирова к пантомиме, вероятно, было интересно Протазанову как режиссеру немого кино.
Таиров пишет:
«Вспомните гениальную ремарку Пушкина: «Народ безмолвствует». Нет, пантомима – это не представление для глухонемых, где жесты заменяют слова; пантомима – это представление такого масштаба, такого духовного обнажения, когда слова умирают и взамен их рождается подлинное сценическое действие».
Близким к творческим исканиям Протазанова в области сопряжения литературных первоисточников выглядит более поздний опыт Таирова – в театральной композиции «Египетские ночи» (1934) он совместил мотивы пушкинского произведения, «Цезаря и Клеопатры» Б. Шоу, «Антония и Клеопатры» Шекспира.
Действие протазановского фильма начинается зимой 1921 года, режиссер воспроизводит реальность, свидетелем которой не был.
В 1923 году в Россию приехал А.Н. Толстой и скоро представил публике свой первый советский роман «Аэлита».
Экранизация «Аэлиты» - первая советская постановка Протазанова, так же в это же время вернувшегося в Москву после нескольких лет эмиграции.
Патриотические чувства сквозят в романе А.Н. Толстого. Но в фильме Протазанова они становятся лейтмотивом. Вспоминая Пушкина:
Два чувства дивно близки нам
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Между книгой и фильмом – существенное отличие в тональности, манере вести рассказ, отношении к событиям и героям.
Виною тому молодость искусства кино и значительный возраст писательства, или переполненность Протазанова радостью возвращения… Так или иначе, Протазанов (молчаливый и замкнутый художник) сообщил своему творению неподражаемую первобытную наивность.
Как представляется, рисунки Пушкина оказали большое влияние на изобразительное решение «Аэлиты». Обнаженность чувства, острота, лаконичность и легкость.
Конкретно, и в самой идейной структуре сказалось влияние следующего рисунка.
«… Мы видим большую композицию, занимающую весь лист тетради: в задумчивой позе у жаровни сидит бес, над ним реет видение женщины. «Интерьер» композиции и образ мечтателя настолько выразительны и очевидны, что едва ли найдется скептик, который будет сомневаться в том, что перед нами автоиллюстрация Пушкина к его замыслу о влюбленном бесе» (Цявловская Т.Г. «Влюбленный бес» (Неосуществленный замысел Пушкина) // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 3. М.:Л., 1960).
Характерно, что пушкинский черт – мечтатель, как и протазановский герой (Лось), немного играющий в демона, мечтающий о призрачной Аэлите.
Во времена Протазанова пушкинисты еще не установили, что это иллюстрация к задуманному Пушкиным произведению «Влюбленный бес», но рисунок был опубликован еще до революции. Впервые рисунок воспроизведен во втором томе сочинений Пушкина издания Брокгауза-Ефрона (Петербург, 1908. С. 86) С.А. Венгеровым, сопроводившим публикацию рисунков пояснительной заметкой.
Финальный кадр «Аэлиты» - инженер Лось и Наташа перед камином – заставляют вспомнить пушкинский рисунок к «Влюбленному бесу».
Лось – трагическая фигура и сказочный герой. Он воображает себя одновременно погибшим Евгением из «Медного всадника», потерявшим возлюбленную, и князем Гвидоном, обретшим царевну Лебедь и княжащим на острове.
«Анта, Одели, Ута…» - повторяет Лось. Совсем как Германн в «Пиковой даме», воображение которого занято тайной «Тройка, семерка, туз». В опере Чайковского рефреном повторяется : «Три карты, три карты, три карты». Товарищи Лося шутят над изобретателем ракеты, вслух предположив, что таинственные сигналы приходят с Марса. Так, в опере «Пиковая дама» товарищи дразнили пламенного Германа «тайной трех карт».
Аэлита – идеальная возлюбленная, соотносимая с реальным женским образом (Наташей, женой Лося). Молодая графиня, «московская Венера», соотносится пушкинским Германном с Лизой.
В. Брюсов в интересной статье о пушкинской повести «Египетские ночи» (Пушкин А.С. Собрание сочинений в 6-ти томах. Петербург: Издание Брокгауз-Ефрона, 1910. Т. 4. С. 445, 446) пишет:
«… Пушкин в «Египетских ночах» хотел сопоставить два мира, два миросозерцания – древнее и современное. […]
Центральное место в «Египетских ночах» занимает поэма о Клеопатре. Прозаический рассказ является только ее рамой. Сцены современной жизни только оттеняют события древнего мира».
Брюсов подчеркивает «цельность и силу» натуры царицы Клеопатры.
Возможно, Протазанов был знаком с этой статьей.
Композиция «Египетских ночей» различима в фильме «Аэлита». Картины реальной жизни сменяются сценами марсианского «древнего мира». Но соотношение сцен таково, что реальности больше, Марса – меньше. Аэлита царствует на Марсе, она прекрасна и жестока, как пушкинская Клеопатра.
В повести Пушкина строки о Клеопатре – это стихотворная импровизация итальянца на заданную тему «Клеопатра и ее любовники». В фильме «марсианские сцены» - не что иное, как поэтическая импровизация Лося на заданную тему: «Анта, Одели, Ута».
В теме любви солдата Гусева к невесте Маше – отзвук «Капитанской дочки». Новый «простонародный» Гринев и новая Маша Миронова – в реальности, возникшей после потрясения.
В фильме Протазанова проступают полусказочные иллюстрации судьбы Пушкина.
Фантазер Лось в бешеной смертельной ревности осмеливается подражать самому Пушкину (недаром же его жену зовут Наташей). Коротая предрассветные часы после первой ссоры с женой, растерянный Лось садится за письменный стол… Подпирает щеку рукой… Вспоминается известный гравюрный портрет юноши-Пушкина (Гравюра на меди Е. Гейтмана, 1822).
В пушкинском отрывке (1825):
Под каким созвездием,
По какой планетою
Ты родился, юноша?
Ближнего Меркурия,
Аль Сатурна дального,
Марсовой, Кипридиной?
_
Уродился юноша
Под звездой безвестною,
Под звездой падучею,
Миг один блеснувшею
В тишине небес.
Подчеркивается несчастливость Лося, роковая несчастливость в любви. Есть выражение: «Родиться под несчастливой звездой». Обращенность взора на небо (в числе планет в пушкинском отрывке упоминается Марс), отстраненность от земного. Мгновенность счастья.
В эти мгновения счастья Протазанов снимал свой фильм.
В светском ухаживании товарища Эрлиха за Наташей, его приглашении на бал, и , особенно в сцене возвращения домой Наташи, когда в тревожных сумерках она зажигает свечу, опирается руками на стол и видит письмо мужа… Различается треугольник: Дантес – Наталья Николаевна – Пушкин. Но в сказочном пространстве фильма нет места ужасной трагедии.
«И что он видел тогда, того после уже он никогда не видал. В особенности дети, шедшие в школу, голуби сизые, слетевшие с крыши на тротуар, и сайки, посыпанные мукой, которые выставила невидимая рука, тронули его».
Л.Н. Толстой «Анна Каренина»
После объяснения с Кити, произошедшего в Москве, на обеде у Стивы Облонского, Левин не чаял дождаться утра, чтобы пойти к Щербацким и сделать предложение, как было условлено накануне. И вот утро наступило.
Будто рука провидения выставила этот хлеб.
Он был счастлив и наверно поэтому чувствовал и воспринимал тогда с талантливой проницательностью творческого человека, почти гения.
В «Войне и мире» такое же состояние охватывает Пьера Безухова – влюбленного жениха Наташи.
Тема счастливого молодоженства заявлена в фильме. Недавно поженились Лось и Наташа. На наших глазах красноармеец Гусев регистрируется с Машей в ЗАГСе.
Постановщик фильма счастлив патриотическим чувством.
Вероятно, Протазанов соотносил в своем творческом сознании чувство счастья, которое он, как постановщик, сообщил фильму, сделал настроением фильма, и состояние толстовских героев.
Мнимая смерть Наташи и сцена похорон, пригрезившаяся Лосю, заставляет вспомнить финал пушкинской «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях».
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
Наташа оказывается жива, ее смерть пригрезилась фантазеру.
Печальный поиск королевича Елисея, вопросы к солнцу, месяцу и ветру, потом – счастливое обретение любви.
В фильме явственно заявляет о себе оживающее патриотическое чувство.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В «Капитанской дочке» читаем:
«Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».
Тема гуманизма, спасительности проявлений человечности, сложное соотношение в личности индивидуальной человечности, сознания социального класса, веры – эта проблематика «Капитанской дочки» в общем виде («Капитанская дочка» в крови у русского читателя) вошла в роман А.Н. Толстого. В постановке Протазанова идейно-художественная основа «Капитанской дочки» просматривается более четко.
Но некоторые мотивы пушкинской повести можно ощутить и в романе «Аэлита».
Так, видимо, еще в романе отношения «красноармеец Гусев – Маша» выглядели намеком на пушкинскую пару «офицер Гринев – Маша Миронова». Нельзя сказать, что изящный Гринев был прямым прообразом грубоватого простолюдина Гусева в книге А.Н. Толстого. Но вспомним, что в пушкинской повести бойкий подросток Гринев очень близок к народному укладу жизни, к деревенским простолюдинам и почти не отличает себя от них. В «Капитанской дочке»: «Я жил недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками».
Когда в романе Лось и Гусев только прилетели на Марс и бродят по огромным пустырям чужой планеты, видят разоренные и покинутые местными жителями дома (оказывается, нечто вроде гражданской войны пронеслось здесь)… Эти картины напоминают, и , видимо, реминисценция сознательна, эпизоды «Пропущенной главы» «Капитанской дочки», где описывается опустошительность «бессмысленного и беспощадного» бунта в прежде мирных селениях. А.Н. Толстой вспоминает пушкинско-гриневский горький тон описания бессмысленной трагедии, посетившей мирный край как стихийное бедствие.
В экранизации не воспроизводятся эти сцены романа.
Нечто от безумца Евгения из «Медного всадника», потерявшего возлюбленную, видится в чертах терзающегося вдовца Лося в романе А.Н. Толстого. В финале романа «Аэлита», когда описывается привычная жителям города нескладная фигура Лося, идущего по улицам, не замечающего дождя, ветра, Лось особенно напоминает бедного Евгения. Пожалуй, на изобразительность некоторых сцен романа «Аэлита» повлияли рисунки А.Н. Бенуа к «Медному всаднику».
Картина К.П. Брюллова «Последний день Помпеи» (1833) чрезвычайно любима публикой. Нам представляется, что эта картина оказала сильное влияние – изобразительное, стилевое, эмоциональное на «марсианские сцены» романа «Аэлита».
Искусствоведение (сухое и желчное) может обвинить эту картину в стилевой приподнятости, «оперности». Но, думается, таково проявление гуманистической основы этого произведения. Каково было бы видеть на картине действительно обреченных смерти людей, а не благородных актеров, забывающихся на сцене в страданиях?
В первом журнальном варианте А.Н. Толстой дал своему роману «Аэлита» подзаголовок «Закат Марса». Здесь тоже вспоминается «Последний день Помпеи» - алое и черно-красное небо, обрушение статуй…
Если в фильме Протазанова и остались следы влияния «Последнего дня Помпеи», то это отдаленное эмоциональное соотношение: пламенное (до катастрофичности) воображение Лося, огненная лава его фантазий.
Рискнем высказать предположение, что в романе «Аэлита» сказалась живопись Брюллова в общих чертах: гармония композиции и страстность, пламенность и строгость…
На другой известной картине Брюллова «Бахчисарайский фонтан» полуодетые восточные красавицы смотрят на золотых рыбок в бассейне фонтана, а на заднем плане – грустная фигура светлой шатенки в голубом европейском платье на подоконнике открытого окна. В тени дерева укрылась высокая черноволосая и черноокая женщина. Она с ненавистью смотрит в сторону незнакомки в голубом.
Художник изображает, конечно, пушкинских героинь-соперниц – Зарему и Марию. В пространстве романа Алексея Толстого их роли отходят соответственно к Аэлите и Кате. Катя – умершая жена Лося, его незабвенная любовь. Аэлита с таинственного Марса – новая сильная страсть ученого-путешественника.
Иль только сон воображенья
В пустынной мгле нарисовал
Свои минутные виденья,
Души неясный идеал?
А.С. Пушкин «Фонтану бахчисарайского дворца» (1824)
Влияние картины Брюллова на протазановский фильм, как и влияние пушкинского «Бахчисарайского фонтана», минимально.
Как и в «Бахчисарайском фонтане» в протазановской «Аэлите» выведены два противоположные, но равно неотразимо привлекательные типа женщин-красавиц – «светлая» и «темная», «ангел» и «демон», Наташа – Аэлита.
В стихотворении «Ее глаза» (1828) вновь, смягчая противопоставление, даже немного пародируя принцип деления красавиц на два типа, Пушкин выводит двух женщин. Правдивый взгляд «Лели» Олениной неповторим.
В фильме запоминаются светлые глаза Наташи.
Глаза другой женщины в стихотворении (узнается Россет) – можно поэтически сравнить с «южными звездами». Такова Аэлита в фильме.
«Фильм, столь же славный, сколько отвергнутый зрителями 16-го года, сшибленными с панталыку мельканием эпох, персонажей, колесниц и автомобилей, распятий и расстрелов».
Так Л. Трауберг пишет о прославленном теперь фильме «Нетерпимость» (1916), который он называет лучшим фильмом Д. Гриффита (как известно, фильм провалился, и Гриффит до конца жизни выплачивал денежный долг).
Само построение фильма «Нетерпимость», думается, повлияло на композицию протазановской «Аэлиты»: перемежение сцен современности и «Древнего мира» Марса.
Известно, что фильм Гриффита составляют четыре исторических эпизода: падение Вавилона, путь на Голгофу, Варфоломеевская ночь, история из современной жизни «Мать и дитя».
Только современная история кончалась благополучно – человечество, наконец, преодолело губительное чувство ненависти.
Величайшие трагедии в истории человечества происходили из-за нетерпимости – такова философия фильма.
Здесь ощущается совпадение с гуманистической основой протазановского кинематографа, с гуманизмом классической русской литературы. Так, в пушкинской «Капитанской дочке» человечность, милосердие, пробуждающееся в душе, является единственным спасением и утешением в смертоубийственном противостоянии дворянства и простого люда.
Таким образом, в идейно-художественном сплаве протазановской «Аэлиты» соединилось очень многое, в том числе пушкинская идея милосердия и композиция фильма Гриффита.
Как и в фильме «Пиковая дама» (1916), в фильме «Аэлита» проявились мотивы творчества М.А. Врубеля.
В обликах и Германа и инженера Лося проступают черты врубелевского Демона (вспоминается «Сидящий» и другие картины «демонского» цикла).
В «Аэлите», в обрисовке Лося, сказались черты Демона из иллюстративного цикла Врубеля к поэме Лермонтова.
Инженер Лось (и Герман в экранизации «Пиковой дамы») пластикой и характером чувств напоминают Демона, погруженного в грустную и мрачную мечтательность (например, иллюстрация «Пляска Тамары»).
Нам представляется определенным влияние на образное построение фильма «Аэлита» триптиха М. Врубеля «Фауст» (1896). Триптих состоит из следующих изображений: «Мефистофель и его ученик» (юный мальчик, «птенец» и искуситель: знакомый горбатый профиль, худой, характерная мимика); «Маргарита»; «Фауст».
На части триптиха «Фауст» изображен, будто бы, Спиридонов – двойник Лося, его товарищ. Кадр «Аэлиты», показывающий Лося в его лаборатории (стрельчатые окна, чертежи), явно отсылает к этой части врубелевского триптиха.
Изображенная Врубелем Маргарита – это, как бы, идеальная Наташа из «Аэлиты», образ Наташи, освобожденный от бытовой рутины, привычки – чистый и поэтический.
Важно то, что Врубель, создавая триптих, и Протазанов при постановке «Аэлиты», во многом, опирались на творчество Пушкина.
Строки следующего пушкинского стихотворения настолько заучены (вспомним досаду Маяковского: «Навели хрестоматийный глянец»), что почти «потерялся», видимо, присутствующий гетевский мотив опытов Фауста-ученого.
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
Отметим влияние пушкинского стихотворения на фильм Протазанова. Ученый-изобретатель Лось, подобно Фаусту, вдохновенно работает в своей лаборатории.
Часы надежд и наслаждений
Тоской внезапной осеня,
Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно посещать меня.
А.С. Пушкин «Демон» (1823)
Одновременно Лося посещают грезы и сомнения. Он создает мечты, верует в них и разочаровывается. Он тянется душой к неведомому, сказочному Марсу, но дух отрицания и сомнения тоже наготове:
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал…
В стихотворении «Безверие» (1817) Пушкин определяет это состояние души: «Ум ищет божества, а сердце не находит».
В стихотворной сцене «Разговор книгопродавца с поэтом» поэт рассказывает, как дерзкий демон поэтических грез, демон-бунтарь, искушал его пламенными видениями. Этот демон-бунтарь – как бы часть души самого поэта, мечтающего о небывалой любви.
Какой-то демон обладал
Моими играми, досугом;
За мной повсюду он летал,
Мне звуки дивные шептал,
И тяжким, пламенным недугом
Была полна моя глава;
В ней грезы чудные рождались…
Протазановский пламенный фантазер Лось одновременно – наивный поэт и бунтарь-демон.
На рисунках Врубеля к «Маленькой трагедии» Моцарт и Сальери – как бы, один и тот же человек, черты лица очень похожи, но в одном случае озарены вдохновением, в другом – искажены расчетом (обидой на судьбу, злобой).
Тема «двойничества», вдохновения и расчета, возникает в протазановской «Аэлите». Инженера Спиридонова и Лося играет один актер – Николай Церетели. В фильме (грезы Лося) Лось переодевается, гримируется и отправляется на Марс под именем Спиридонова.
Спиридонов, об этом Лось узнает из письма, покидает Советскую Россию, решается эмигрировать. Расчет движет Спиридоновым, Лось опечален.
Маяковский – безусловный авторитет в области словотворчества в отечественной литературе. Творческая интерпретация инженером Лосем непонятных слов «Анта, Одели, Ута» - это представляется отсылкой к поискам новейшей литературы, футуристов, Маяковского.
Интересно, что в те годы Маяковский говорил о литературной работе, о работе писателя, как о «высшей инженерии», об «инженерно-поэтической работе».
Сохранился единственный фильм с участием Маяковского «Барышня и хулиган» (1918, режиссер Е. Славинский).
Протазанов наверняка знал этот фильм, тем более, что Е. Славинский был оператором «Пиковой дамы», хорошим знакомым. Мейерхольд как-то сказал об актере Маяковском: «Маяковский – слишком резко очерченная индивидуальность и может играть только самого себя».
Маяковский на экране поражает не столько актерским дарованием, сколько сильным очарованием потенциальной кинозвезды, киногероя. Это сочетание внешней грубости и внутренней беззащитности, агрессия, сменяющаяся нежностью и раскаянием, временами читающаяся в глазах мечтательность – все это оригинальное сочетание свежих, не наигранных чувств, могло запомниться опытному режиссеру Протазанову и пригодиться при синтезе характерных черт инженера Лося.
Подобно Чарскому, герою «Египетских ночей» (мы отмечали влияние пушкинской повести на фильм «Аэлита»), Маяковский носит социальную маску, скрывающую от чужих его истинное лицо. Чарский, знающий отраду в творчестве, притворяется пустым светским франтом.
За нарочитой грубостью Маяковского, якобы пролетарской прямотой, всеми этими латами, гремящими железом, - обнаженная душа мечтателя, остро нуждающегося в любви.
Нет,
не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
ни с кем.
Только
жабры рифм
топырит учащенно
у таких, как мы,
на поэтическом песке.
Стихотворение «Юбилейное» - воображаемый разговор с памятником Пушкину, появилось в то время, когда шли съемки «Аэлиты». На диспуте в конце мая 1924 года Маяковский ссылается на «Юбилейное», как на произведение, уже известное публике.
Думается, и мотивы «Юбилейного» ощутимы в фильме в образной характеристике инженера Лося.
Так, вспышки яростной ревности Лося могут напомнить эмоциональность героя «Юбилейного»:
Шкурой
ревности медведь
лежит когтист…
В «Юбилейном» Маяковский прочерчивает линию преемственности своего поэтического дара. Он разговаривает с памятником Пушкину на Тверском бульваре, но более пытается осознать воздвижение «нерукотворного памятника», осознать современное значение наследия Пушкина.
Лось – тот «пиит» «в подлунном мире», который принимает дар мечтательной восторженности, душа Лося тоже - «в заветной лире».
Мир «Юбилейного» - это мир космоса с нежной кокетливой луной и звездами.
В небе вон
луна
такая молодая,
что ее
без спутников
и выпускать рискованно.
«Памятник» Лося – проектируемая космическая ракета. В конце фильма он сжигает в камине свои чертежи и решает обратиться к практической работе.
Маяковский в этот период считает сочинение рекламных плакатов и агиток своей настоящей работой. В «Юбилейном» о предполагаемом памятнике:
Заложил бы
динамиту
- ну-ка,
дрызнь!
Нельзя не упомянуть полного беспросветного презрения отзыва Маяковского о Протазанове:
«Наша кинематография насквозь старая. Вы все врете. С этим Протазановым лезут столетние древности кинематографии. Кинематографа не было, а уже был Протазанов… Со всех сторон лезут столетние эстетические пошлости, и никакой связи с советской современностью эти пошлости не имеют» (выступление на диспуте «Пути и политика Совкино» 15 октября 1927 года).
На этом же диспуте Маяковский высказывается о картине В.Р. Гардина «Поэт и царь» (1927).
Маяковский помнит произведения Пушкина гораздо лучше, чем показывает это. Известно, что он наизусть знал «Евгения Онегина», особенно восхищаясь письмом Евгения к Татьяне, но в «Юбилейном», с нарочитой небрежностью, перевирает именно эти любимые строки.
Маяковский едко высмеивает Пушкина из фильма Гардина – охваченного вдохновением, поэтически растрепанного и грациозного автора «Памятника»:
«… Сесть к столику и сразу написать блестящее стихотворение… это есть потрафление самому пошлому представлению о поэте…».
Уловим скрытый намек на реплику книгопродавца из пушкинского «Разговора книгопродавца с поэтом». Книгопродавец говорит поэту:
Стишки для вас одна забава,
Немножко стоит вам присесть,
Уж разгласить успела слава
Везде приятнейшую весть:
Поэма, говорят, готова…
Таким образом, Маяковский относит себя и Пушкина к поэтам:
После смерти
нам
стоять почти что рядом…
А Гардина и Протазанова - к «книгопродавцам».
Сыщик Кравцов, шпионящий за Лосем и Спиридоновым, прибыв на Марс, первым делом осведомляется: «Товарищи, вы не милиция будете?» Он сует суровым марсианам-военным ордер на арест Лося. Марсианские стражники окружают самого Кравцова. Здесь его следы теряются, о нем больше не говорится в фильме.
Игорь Ильинский сыграл в протазановской «Аэлите» свою первую роль в кино.
Всего спустя год, в 1925-м, он снялся у Протазанова в комедии «Закройщик из Торжка».
Можно противопоставить эти две роли молодого Ильинского в фильмах Протазанова. Энергия и эксцентрика портного Пети Петелькина и паясничанье со зловещей сумашедшинкой сыщика Кравцова.
Прекрасный комический актер, с уже развившимся дарованием, мог сделать своего героя Кравцова добрым обаятельным оригиналом, но актерский поиск был направлен по другому пути.
Толстенький вертлявый Кравцов, с его жалкой клоунадой и гримасками помешанного – может быть, самый отрицательный персонаж фильма.
Протазанова, вернувшегося из эмиграции, ждало неприятное открытие одной зловещей тенденции в общественной жизни. Добровольное, бескорыстное, в ущерб собственной психике и вообще в ущерб себе - шпионство соотечественников. Такова историческая реальность.
Протазанов честно воспроизводит в фильме «жалкое зло», омрачающее радость возвращения.
В одном из эпизодов «Капитанской дочки» появляется допрашиваемый капитаном Мироновым старый бунтовщик-«инородец». В его облике заметен оттенок инфернальности – это почти оборотень-волк, и в то же время – жалкий, пойманный зверь.
«Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. Ему казалось лет за семьдесят. У него не было ни носа, ни ушей. Голова его была выбрита; вместо бороды торчало несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем. «Эхе! – сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741 году. – Да, ты, видно, старый волк, побывал в наших капканах».
В облике башкирца из «Капитанской дочки» воплощается «жалкое зло».
«Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался во все стороны, как зверок, пойманный детьми. […]
…Юлай взял плеть и замахнулся, - тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок».
Средоточие застарелой злобы. Изувеченность души злого человека. Назавтра «изувеченный башкирец» явился палачом капитана Миронова, повешенного пугачевцами.
Темой милосердия, призывом к действенному спасающему милосердию проникнута «Капитанская дочка». Пушкин поднимает и проблему ложного милосердия, якобы жалости.
Гринев описывает проявление ложного милосердия, не теряя иронии и здравого рассудка:
«Меня притащили под виселицу. «Не бось, не бось», - повторяли мне губители, может быть и вправду желая меня ободрить».
Будто бы вода –
давайте
мчать болтая,
Будто бы весна –
свободно
и раскованно!
В. Маяковский «Юбилейное»
В лирике Пушкина море – целый мир, оно огромное, как космос. В свободном и раскованном мире протазановской «Аэлиты» ощущается и пушкинское «космическое море».
В стихотворении Пушкина «К морю» (1824) – прощание с морем, как прощание с поэтичной мечтой. Прощание тоже поэтичное.
В конце фильма Лось прощается с космосом, со своей космической мечтой и обретает новое земное счастье.
Вероятно идейно-образное влияние на протазановский фильм картины И. Айвазовского «Прощание Пушкина с морем» (1887, картина выполнена совместно с И. Репиным). Лось напоминает вдохновенного и радостного поэта на картине, который, наверно, застигнут во время поэтической импровизации…
В пушкинском стихотворении «Буря» (1824) – картина штормового, бьющегося в берега моря. И странное видение девы на скале, будто бы – повелительницы стихии.
В космических грезах Лось видит царственную Аэлиту – властную и смелую, ту, что, говоря пушкинскими словами, «прекрасней волн, небес и бури».
«Никто ее любви небесной не достоин». В известном таинственном стихотворении Пушкина «Ненастный день потух» (1825), которое загадочно обрывается отточьями, море вновь видится огромным космосом. Восход луны, небо, море. Глядя на луну, Он вспоминает Ее. Луна соединяет их теперь. Он вспоминает как будто иную планету.
Как известно, в сюжетную основу «Пиковой дамы» лег рассказ светского знакомого Пушкина – С.Г. Голицына (Фирса Голицына) о том, как проигравшись, он явился к своей бабушке, и та сказала ему тайну «трех карт», полученную в свое время в Париже от графа Сен-Жермена. Непутевый внук отыгрался.
Фирс Голицын был известным игроком. Некто, кому Голицын уже был должен, перед началом новой игры спросил, на какие деньги собирается играть князь; на эти или на те. «И на эти, и на те и на те-те-те» - беззаботно ответил Фирс. Это послужило поводом для стихотворной шутки Пушкина (1830).
Полюбуйтесь же вы, дети,
Как в сердечной простоте
Длинный Фирс играет в эти,
те, те, те и те, те, те .
Для вдохновенно-вдумчивого читателя Пушкина, каким был Протазанов, стихотворение, по времени написанное раньше «Пиковой дамы», может представиться шаржированным наброском мотивов повести.
Черноокая Россети
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти,
те, те, те и те, те ,те.
О, какие же здесь сети
Рок нам стелет в темноте:
Рифмы, деньги, дамы эти,
те, те, те и те, те, те .
Страстный фантазер Лось и черноокая Аэлита заставляют вспомнить героев пушкинской стихотворной шутки.
Герой рока, поэзия, деньги, черные глаза избранницы – вся знакомая трагическая реальность «Пиковой дамы» мгновенно приобретает шуточный, пародийный оттенок. Именно с оттенком шутки восприняты в «Аэлите» мотивы «Пиковой дамы».
«Те, те, те» - это как бы шифровка тайны. Тайны трех карт («тройка, семерка, туз») или загадочных слов «Анта, Одели, Ута».
В стихотворениях о поэте и поэзии Пушкин провозглашает одиночество и независимость поэта. «Зависеть от царя, зависеть от народа – не все ли нам равно?». Думается, это равнодушие к действиям властей и жизни толпы – деланное, за которым скрывается слишком сильная боль за роковые ошибки той и другой стороны.
Поэту нельзя постоянно и бесплодно исходить болью, ему нужно сохранить себя для творчества. Вот поэт и ограждает, как умеет, свой внутренний мир.
Характер инженера Лося трудно определить. Протазанов раздумывает над своим героем.
В пушкинской повести «Египетские ночи» запечатлены раздумья о божественной природе дарования поэта, смешных странностях характера поэта, порывах вдохновения и приступах мнительности, злости, высокомерия, алчности…
В беседе с Чарским импровизатор-итальянец разъясняет, как он творит и вслед за этим заговаривает о цене билетов. «Неприятно было Чарскому с высоты поэзии вдруг упасть под лавку конторщика».
Подобным образом разочаровывается Лось, внезапно обнаруживший меркантильную рекламную уловку.
В повести «Египетские ночи» встречаем две стихотворные импровизации: «Поэт и толпа» и стихи о Клеопатре.
Одну из художественно-тематических линий фильма «Аэлита» можно определить как «Поэт и толпа». В фильме ощущается непонятость Лося. Лось удаляется от толпы. Пушкинская тема развивается Протазановым идеалистически. Люди толпы нуждаются в поэте, любят его, иногда опекают и жалеют (как красноармеец Гусев).
Поэт идет – открыты вежды,
Но он не видит ничего;
А между тем за край одежды
Прохожий дергает его…
Гусев и есть тот случайный прохожий. У Пушкина прохожий – назойливый тупица, протазановский Гусев становится верным товарищем Лося.
Чувствуется внимание автора фильма к толпе, простому народу. Радостное вглядывание недавнего эмигранта в простую жизнь своей страны.
В обрисовке Аэлиты заметно влияние образа лукавой и жестокой Шамаханской царицы из «Сказки о золотом петушке». Шамаханская царица, погубившая войско царя Дадона и его двух сыновей, искусно притворяется кроткой (притворная кротость – черта характера Аэлиты в протазановском фильме).
… Вдруг шатер
Распахнулся… и девица,
Шамаханская царица,
Вся сияя, как заря,
Тихо встретила царя.
В «Медном всаднике» ход истории, движение государства, общее движение с его катаклизмами, катастрофами и вождями, сопоставляется и противопоставляется существованию отдельной единицы – мыслящего, чувствующего человека, желающего «устроить жизнь».
В «Медном всаднике» Евгений грезит, как он устроит жизнь с Парашей. Наводнение разбивает его мечты, Параша гибнет, Евгений – безумец.
В фильме Лось уже устроил бедную и счастливую жизнь с Наташей. Мечтатель Лось боится потерять Наташу и потерять землю из под ног. Наташа мертва в его воображении, жизнь разрушена, и в иллюминаторе он видит удаляющийся шарик Земли.
Трагическая реальность пушкинской поэмы оттеснена в «Аэлите» в область пустых сомнений в счастье. Призрак потерь и несчастий – прошлых и воображаемых.
Пугачев во время разговора с пленным Гриневым в Белогорской крепости «взял на себя вид важный и таинственный».
Пугачев для Пушкина – загадка души народа. В Пугачеве «Капитанской дочки» - обаяние доброго молодца и нечто дьявольское, демоническое.
Пушкин пристально вглядывается в это лицо. Но вот (очень смешно!), как бы, Пугачев решил вглядеться в автора. Лукавый и лихой казак глядит будто не столько на рассказчика-Гринева, сколько на самого Пушкина и, похоже, посмеивается над сочинителем. Загадка разрешается шуткой:
«Пугачев смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такою непритворной веселостию, что и я, глядя на него, стал смеяться, сам не зная чему».
Красноармеец Гусев в протазановской «Аэлите» - воплощение народного характера. Актерский ансамбль «Аэлиты» прекрасно сбалансирован, но, строго говоря, Николай Баталов, предельно достоверной пластикой и мимикой (уместной и для сегодняшнего кино), зрелой и цельной обрисовкой характера, по-мхатовски обдуманным ведением роли (чувствуется судьба за плечами молодого солдата) - всем этим, начинающий киноактер, превзошел своих партнеров по фильму.
Поиск народного характера Н. Баталов продолжил в прославившей его роли Павла в фильме В. Пудовкина «Мать» по Горькому (1925).
В «Капитанской дочке» противопоставлены смиренномудрие любимых героев (при сохранении стойкости характера) и бунтарство.
В «Аэлите» идейное противопоставление сохраняется, но усложняется тем, что Лось – мечтатель с пламенным воображением, а у Гусева – непоседливый, взрывной характер.
Пугачевым владеет стремление перевернуть мир, в голове Гусева засела мечта о мировой революции, о революции во Вселенной, в том числе – на Марсе.
В «Капитанской дочке» дворянство – с одной стороны, крестьянство, казачество – с другой, противостоят друг другу. Воля индивидуума оказывается подчинена воле социального класса.
Христианское сообщество людей (православный мир) оказывается разобщено. Пропасть можно преодолеть лишь индивидуальным проявлением милосердия и терпимости.
В повести Пушкина правда «барского дитяти» Гринева сталкивается в неразрешимом противоречии, или, вернее, разрешимом только актом милосердия, с «народной правдой» Пугачева.
«Барская правда» Лося ( его фантазии, художественные стремления, идеалы, этические предпочтения, психологические комплексы интеллигента-одиночки) и «народная правда» Гусева (мечта о социальном равенстве) соединяются и взаимно дополняют друг друга.
В 1928 году вышел фильм «Гвардии сержант» (режиссер Ю. Тарич). Сценарий, смело интерпретирующий мотивы «Капитанской дочки», написал В.Б. Шкловский. Гринев изображен помещиком-крепостником, а Савельич, тоже верный классовому сознанию, стал в фильме сподвижником Пугачева. Сценарий обнажал изображенное Пушкиным противостояние классов, но ложно упрощал идейную структуру повести.
Тема чести заявлена уже в эпиграфе к повести: «Береги честь смолоду». Когда дворянство сталкивается с бунтующим крестьянством и казачеством, в лагере бунтовщиков устанавливается кодекс чести не труженика-христианина, а вора-разбойника с большой дороги.
Дворянин вооружен своим классовым кодексом чести, в котором самая привлекательная черта – рыцарское служение Прекрасной Даме, совершение подвигов в ее имя. Так, Гринев воображает себя рыцарем Маши Мироновой. Может быть, именно в приверженности верному понятию чести – секрет привлекательности образа Гринева.
В сценарии «Аэлиты» - явившемся удобным «трамплином» для создания прекрасного фильма, но, в общем, не имеющем большой литературной ценности, воспроизведены привычные (почти литературный штамп) любовные пары. Любовь драматическая, господская – Наташа и Лось; комическая любовь слуг – Маша и Гусев.
В «Капитанской дочке» предстает пара – Маша Миронова и Гринев.
Двое слуг тоже выведены – Палаша (крепостная девушка Маши Мироновой) и Савельич. Пушкиным подчеркивается верность Палаши и Савельича своим господам. Собравшись ехать к царице, Маша Миронова «отправилась в дорогу с верной Палашей и верным Савельичем».
Картина преемственности характеров и социальных ролей в «Аэлите» по отношению к «Капитанской дочке» не примитивна.
В фильме именно Маша – невеста, а потом жена красноармейца Гусева, ближе к пушкинскому образу стойкой капитанской дочки. В Наташе – жене Лося, даже в бедной обстановке и будничном платье, чувствуется нарядная дама, сознающая свое светское очарование.
И главное, Гусев – вовсе не слуга Лосю, как Савельич Гриневу, он - его товарищ.
В «Капитанской дочке» Савельич – тоже не просто слуга Гринева. Отношения «барин – слуга» усложняются отношениями «дитя – наставник», ведь Савельич – «дядька» Гринева.
И простолюдин Гусев по отношению к интеллигенту Лосю не просто товарищ, а почти заботливый «дядька».
Черты Гринева «рассредоточены» в Гусеве и Лосе.
Самоощущение дворянина более присуще Лосю.
Нежная любовь – романтическая и сентиментальная, движет поступками Гринева. Любовью охвачена душа Лося. Романтикой мировой революции увлечен Гусев, он стремится к подвигам не во имя любви к Маше. Маша любит Гусева сильно, но привязанность Гусева к Маше имеет границы.
Гусев – натура деятельная, человек действия, что сближает его образ с Гриневым.
В служении Гриневу, или вернее – в любви к воспитаннику, Савельич доходит до полного самоотречения. Бунтовщики, захватившие крепость, собираются казнить Гринева. Савельич бросается к Пугачеву.
«Отец родной! – говорил бедный дядька. – Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его; за него тебе выкуп дадут; а для примера и страха ради вели повесить хоть меня старика!».
Кротким увещеванием «дядьки» Гринев преодолевает социальную пропасть, они – не барин и слуга, не дворянин и холоп, а друзья.
«Зная упрямство дядьки моего, я вознамерился убедить его лаской и искренностью. «Друг ты мой, Архип Савельич! – сказал я ему. – Не откажи, будь мне благодетелем… […]
Я надеюсь и на тебя. Батюшка и матушка тебе верят: ты будешь за нас ходатаем, не так ли?
Старик был тронут».
Хотя Гринев и Савельич - не путешественники, как Лось и Гусев, мы часто застаем их в пути. Ощущается дальность странствий.
«Белогорская крепость находилась в сорока верстах от Оренбурга. Дорога шла по крутому берегу Яика. Река еще не замерзала, и ее свинцовые волны грустно чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом».
Пустынный, холодный, как бы инопланетный пейзаж.
Капитан Белогорской крепости «был человек самый прямодушный и правдивый». В системе ценностей «Капитанской дочки» - идеал, к которому нужно стремиться.
Жить тихой жизнью, не притворяясь и не «чинясь», а в нужную минуту Бог наставит…
«Аэлита» Протазанова - одно из тех художественных произведений, что вселяют веру и ободряют. Будто сбывшийся счастливый сон о возвращении домой.
Возвращение в Россию, к русской культуре, есть возвращение к Пушкину.
Фильм «Аэлита» снят под знаком Пушкина, это очень «пушкинский» фильм.