Докладчик: Игорь Саввич Сидоров

8 августа 1836 г., как записано в камер-фурьерском журнале, «въ 12. часовъ полуно́чи, Его Величество Государь Императоръ Отсудствовали изъ дачи Александріи въ предназначенный имъ дальній путь»[1]. Николай І отправился в традиционную инспекторскую поездку по стране.

После его отъезда императрица Александра Федоровна с детьми почти весь август оставалась в Петергофе, точнее – на упомянутой даче Александрии. Но 22 августа она «прибыла въ Елагино-Островскій Дворецъ въ Половинѣ 6^го часа по полудни. <…> Въ Половинѣ 8^го часа Ея Величество съ Государемъ Наслѣдникомъ, государынями Великими Княжнами Маріею, Ольгою Николаевнами изъ Дворца Елагина Острова въ Ландавѣ выѣздъ имѣла въ Каменно-Островской Театръ, – гдѣ и присутствовала въ Ложѣ при представленіи Французскими Актерами Піэссы»[2].

Александра Федоровна проживет во дворце на Елагином острове до 6 сентября, когда уедет в Царское Село. Из записей в камер-фурьерских журналах за август и сентябрь известно, что императрица неоднократно прогуливалась и в коляске, и верхом как по Елагину, так и по соседнему Каменному острову, на котором располагался не только театр, но и дворец великого князя Михаила Павловича. Сам великий князь в это время пребывал за границей, но во дворце жила его супруга великая княгиня Елена Павловна, с которой Александра Федоровна постоянно общалась.

Пушкин и Наталья Николаевна в это время жили на Каменном острове, на даче, и дважды были приглашены императрицей в Елагино-Островский дворец. Об этом свидетельствуют записи всё в тех же камер-фурьерских журналах. Об этих приглашениях и пойдет речь в моем сообщении, и опираться я буду в основном именно на записи в камер-фурьерских журналах, так как другой информации об интересующих нас двух вечерах очень мало.

Чтобы понятнее было, что можно извлечь из камер-фурьерских записей, я позволю себе отвлечься от непосредственно интересующих нас вечеров и обратиться сначала к танцевальному вечеру в Ани́чковом дворце 29 ноября того же 1836 года, так как по этому вечеру имеется больше информации, чем по какому-либо другому. В ноябрьский камер-фурьерский журнал оказался вплетен и список, по которому приглашали гостей 29 ноября. Сопоставление списка приглашаемых с записью в самом журнале позволяет лучше понять, какую информацию несет запись в журнале.

Несколько слов о типичной структуре записи в камер-фурьерском журнале о бале, на примере записи о 29 ноября.

Описание бала всегда начинается с такой информации (в данном случае речь идет об Ани́чковом дворце):

«Къ половинѣ 9^го часа вечера по приглашению отъ Ея Императорскаго Величества Государыни Императрицы къ Танцовальному Собранію Съезжались въ Собственный Его Императорскаго Величества Дворец Знатныя обоего пола Особы, а также Гвардіи нѣкоторыя Оберъ-Офицеры. Дамы въ круглыхъ платьяхъ, а Кавалеры Статскія въ Мундирныхъ Фракахъ, Военные въ обыкновенной Формѣ, – и Собирались в Биліартной и Бѣлой Комнатахъ.

45^ть мин: 9^го часа Их Императорскія Величества съ Ихъ Императорскими Высочествами Государемъ Наслѣдникомъ, Государынею Великою Княжною Маріею Николаевною и Принцемъ Ольденбургскимъ изъ Внутреннихъ Апартаментовъ выходъ имѣли въ Собраніе въ Бѣлую Комнату гдѣ и начался Балъ Французскимъ Кадрилемъ»[3].

Естественно, в каких-то деталях это вступление для разных балов может отличаться, но не принципиально.

Бал всегда прерывался на ужин, и вот тут-то в записи всегда перечисляются все гости, участвовавшие в ужине, то есть приглашенные на этот бал.

«Въ половинѣ 12^го часа, Ихъ Императорскія Величества съ Его Высочествомъ Государемъ Наслѣдникомъ и Собраніемъ Особъ Шествовали изъ Бѣлой Комнаты въ угольное Круглое заллъ

Ста:<тс-> Дама Кня<гиня> Салтыкова», и далее называются все, удостоенные чести сидеть за одним столом с императрицей[4].

После этого перечисляются все остальные гости уже не по столам, а подряд, но в соответствии с их положением при дворе, их чинами и титулами, от старших к младшим.

«По окончаніи ужина Высочайшія Особы проходили въ Бѣлой Заллъ, вторительно на Балъ, который и продолжался до 2^х часов. – полу-ночи въ которое время Их Величества и Его Высочество Государь Наслѣдникъ откланялись Собранію и проходили во Внутреннія Апартаменты – и Гости разъѣхались»[5].

Практически именно так (почти дословно) описаны в камер-фурьерских журналах все дворцовые балы.

Посмотрим теперь на упомянутый сохранившийся список, по которому приглашали гостей на бал 29 ноября.

Лица в списке перечислены, естественно, в соответствии с их положением при дворе, их чинами и титулами, от старших к младшим, начиная, в данном случае, с принца Ольденбургского, статс-дам и фрейлин и кончая офицерами различных гвардейских полков, приглашенных в качестве танцевальных кавалеров. Иногда их так и называли: «танцующие» офицеры[6].

Первоначальный список по тем или иным причинам может меняться, но незначительно. Чаще всего в него вносятся новые, первоначально не упомянутые, лица. Так, в список приглашенных 29 ноября добавлены граф Н. Н. Новосильцев, который будет удостоен чести сидеть за одним столом с императрицей, и граф А. Ф. Орлов. У княгини Барятинской помечено, что она приглашена с племянницей, графинею Келлер. Добавлен первоначально отсутствовавший в списке камер-юнкер Пушкин с супругой[7]. Уточняются имена дежурных генерал-адьютанта, генерал-майора, флигель-адьютанта. Из числа танцующих офицеров вычеркивается поручик конной артиллерии Есаков, а вместо него вписывается другой поручик того же полка – Карамзин 2-й, т. е. Александр Карамзин. Добавляются еще танцующие офицеры.

Затем ряд лиц отмечается черточками, вероятно, в соответствии с указаниями императрицы. Сопоставление с записью в журнале позволяет понять, что этими черточками в списке отмечены лица, которые будут приглашены за императорский стол.

Наконец, наверное, уже в течение бала (а скорее всего – при рассаживании за столы) камер-фурьер отмечает в списке тех, кто на балу отсутствует. В списке 29 ноября они помечены буквой «н».

При сопоставлении журнальной записи со списком приглашенных становится понятно, что в запись о бале вносились все приглашенные гости – и те, кто присутствовал, и те, кого по какой-то причине не было. Вероятно, было важно отметить всех, удостоенных приглашения.

Иногда, как в случае бала 29 ноября, отметки об отсутствии переносились из списка в журнальную запись. Но знакомство с записями о других балах позволяет понять, что это делалась не всегда. Нередко список приглашенных гостей переносился в журнал без всяких помет. Возможно, их не было и в самом списке.

Так, 31 июля 1836 г. в Красном Селе, около которого проходили маневры и где должен был состояться в этот день традиционный фейерверк, вечером в шатре императрицы (называемом в камер-фурьерском журнале «палаткою») также состоялся бал. Согласно журнальной записи, среди гостей, участвовавших в ужине, находились, в частности: «<фрейлина> Гончарова», «Супруга Камеръ Юнкера Пушкина», «Ротмистръ Полетико съ Супругою», «<ротмистр> Петрово-Соловово съ Супругою»[8]. Ни одной пометы о чьем-либо отсутствии в журнальной записи нет.

Между тем, только что названная в качестве гостьи фрейлина Екатерина Гончарова на следующий день напишет в письме к брату:

«Мы выехали вчера из дому в двенадцать часов с половиной пополудни и в 4 часа прибыли в деревню Павловское, где стоят кавалергарды, которые в специально приготовленной для нас палатке дали нам превосходный обед, после чего мы должны были отправиться большим обществом на фейерверк. Из дам были только Соловая <Н. А., жена упомянутого в журнале ротмистра Г. Ф. Петрово-Соловово>, Полетика <Идалия Григорьевна, жена упомянутого там же ротмистра А. М. Полетики>, Ермолова <Ж.-Ш., жена генерал-майора М. А. Ермолова> и мы трое <Екатерина и Александра Гончаровы и Наталья Николаевна>, вот и все, и затем офицеры полка, множество дипломатов и приезжих иностранцев, и если бы испортившаяся погода <сорвавшая фейерверк> не прогнала нас из палатки в избу к Соловому, можно было бы сказать, что все было очень мило. Едва лишь в лагере стало известно о приезде всех этих дам и о нашем, императрица, которая тоже там была, сейчас же пригласила нас на бал, в свою палатку, но так как мы все были в закрытых платьях и башмаках, и к тому же некоторые из нас в трауре <Наталья Николаевна соблюдала траур по свекрови>, никто туда не пошел <выделено мною. – И. С.> и мы провели весь вечер в избе у окон, слушая, как играет духовой оркестр кавалергардов»[9].

То есть Наталья Николаевна с Екатериной Гончаровой и другие приехавшие дамы были внесены по указанию императрицы в список приглашенных, и этот список впоследствии, без всяких помет о чьем-то отсутствии, был перенесен в журнальную запись.

Познакомившись с возможными особенностями записей в камер-фурьерском журнале, обратимся, наконец, к интересующим нас записям о 30 августа и 5 сентября 1836 г.

К 30 августа со дня смерти матери Пушкина, Надежды Осиповны, прошло пять месяцев, и Пушкин продолжал соблюдать траур. Во время траура посещать балы не полагалось. Про Наталью Николаевну определенно известно, что она с 28 августа несколько дней была «очень нездорова»[10].

30 августа 1836 года, как записано в камер-фурьерском журнале, «к 8^ми часамъ вечера собрались въ Елагино-Островскій Дворецъ, въ круглое зало, приглашеныя отъ Ея Величества по списку обоего пола Особы»[11].

Однако, многие из приглашенных не приехали во дворец. В журнале рядом с именами отсутствующих мы видим отметки, причем на этот раз не в виде буквы «н», а полным словом (причем приписанным уже после оформления записи, судя по почерку и чернилам). Так, фрейлина Шернваль «не была», фрейлины Калиновская и Толстая «не были», «Дама Гра<фи>^ня Бобринская 1^я и 2^я   не были», генерал-майор Мейендорф «не былъ». Был приглашен «Флиг: Адьют: Кн: Бѣлосельскій съ Супругою»; под словом «супругою» помечено «не была». Офицеры Кавалергардского полка Бенкендорф и Бетанкур «не были»[13].

Стоит такая помета и около записи о Пушкиных, под словом «Супругою». Как ее читать? Кто-то читает как «не была», относя ее только к слову «супруга», а кто-то – как «не было», относя ко всей записи о Пушкине с супругою.

«Нездоровье заставило Наталию Николаевну отказаться от приглашения императрицы в Елагиноостровский дворец. Пушкин же был во дворце. От приглашения императрицы, когда не было царя, он не отказывался»[14]. Яшин, без сомнения, прочитал помету в журнале как «не была», а надо отметить, что, судя по архивному листу использования, он смотрел эту запись многократно[15].

«30 августа. Воскресенье <…> Поэт был приглашен с женой в Елагин дворец, но Пушкин на вечер не приехал, по-видимому, сославшись на недомогание Натальи Николаевны (в камер-фурьерском журнале в списке присутствующих против фамилии Пушкиных стоит помета: “Не было”)»[16]. С. Л. Абра­мович смотрела этот камер-фурьерский журнал дважды[17].

Со ссылкой на книгу С. Л. Абрамович в «Летописи жизни и творчества Александра Пушкина» Н. А. Тарховой отмечено:

«Август, 30. Воскресенье. В день Святого Александра и день тезоименитства наследника цесаревича Александра Николаевича Пушкины были приглашены в Елагин дворец, но, по-видимому, из-за недомогания Натальи Николаевны не поехали (в камер-фурьерском журнале против фамилии Пушкиных стоит помета: “Не было”)»[18]. Заметим, что здесь же есть ссылка и на статью М. Яшина, но его мнение не воспроизведено и никак не прокомментировано.

Наконец, в книге «А.С.Пушкин: Документы к биографии: 1830 – 1837» интересующая нас помета прочитана как «не было», причем почему-то эта помета отнесена сразу к четырем записям[19]:

 

Я же принимаю точку зрения М. Яшина, что Пушкин 30 августа в Елагино-Островском дворце был, и попытаюсь это аргументировать, чего сам М. Яшин, к сожалению, не сделал.

Напомню, что в камер-фурьерском журнале отметки об отсутствии стоят не только около упоминания о Пушкиных. Следует обратить внимание на то, что в записи журнала о вечере 30 августа во всех остальных местах, если отмечалось отсутствие двух человек, то писалось: «не были» (встречается 3 раза); если – одного мужчины, то – «не былъ» (1 раз); если – одной женщины, то – «не была» (3 раза). Оборот «не было» не использован ни разу. Поэтому непонятно, почему в отметке о Пушкиных был бы использован именно он.

С. Л. Абрамович пишет: «против фамилии Пушкиных стоит помета: “Не было”», создавая у читателя вполне определенный зрительный образ записи. На самом деле, как и в случае с упомянутой пометой об отсутствии супруги флигель-адьютанта князя Белосельского, помета стоит не «против фамилии» Пушкиных или Белосельских, а (в обоих случаях) под словом «супругою». И в случае княгини Белосельской помета отчетливо читается как «не была».

И С. Л. Абрамович, и за нею Н. А. Тархова предполагают, что Пушкин не был во дворце из-за «недомогания Натальи Николаевны» (или, во всяком случае, мог объяснить этим свое отсутствие). Такое предположение не кажется убедительным. Тот же князь Белосельский присутствовал на вечере, несмотря на отсутствие жены.

Казалось бы, более убедительным может быть указание на то, что Пушкин мог не быть там, соблюдая траур по матери.

Этот аргумент мы рассмотрим более подробно.

Как известно, позже, уже в Петербурге, императрица пригласит на бал в Аничков дворец 15 ноября одну Наталью Николаевну, и Жуковский объяснит в записке Наталье Николаевне: «Императрица сама сказала мне, что не звала мужа вашего оттого, что он сам ей объявил, что носит траур и отпускает всюду жену одну; она прибавила, что начнет приглашать его, коль скоро он снимет траур»[20].

Если так обстояло дело в ноябре, то тем более это было справедливо в августе и сентябре, и, конечно, императрица в августе просто еще не знала, что Пушкин носит траур. А узнав, вероятно, что Пушкины живут рядом, на Каменном острове, пожелала украсить свои вечера присутствием Натальи Николаевны. Узнать об этом она могла, например, от Натальи Кирилловны Загряжской, которая жила здесь же, на Каменном острове и которую Пушкины навещали. А императрица приезжала к Загряжской в Натальин день 26 августа, чтобы поздравить ее с днем ангела[21].

Но если Пушкин носит траур, не позволяющий посещать балы, то, казалось бы, ясно, что Пушкин не должен был быть в Елагино-Островском дворце ни 30 августа, ни 5 сентября.

Действительно, именно поэтому я и считаю, что на балу 5 сентября Пушкин не был.

Но почему же тогда я считаю, что 30 августа Пушкин во дворце был?

Для этого разберем подробнее, что же происходило там 30 августа.

Это был день тезоименитства наследника Александра Николаевича, а кроме того, о чем обычно не вспоминают, это был день рождения средней дочери Николая I – Ольги. Ей в этот день исполнилось 14 лет.

Ни в оглавлении журнала, ни в записи об этом дне мы не встретим слова «бал».

Вспомним, как описывается начало бала 29 ноября:

«45^ть мин: 9^го часа Их Императорскія Величества съ Ихъ Императорскими Высочествами Государемъ Наслѣдникомъ, Государынею Великою Княжною Маріею Николаевною и Принцемъ Ольденбургскимъ изъ Внутреннихъ Апартаментовъ выходъ имѣли въ Собраніе въ Бѣлую Комнату гдѣ и начался Балъ Французскимъ Кадрилемъ».

Теперь посмотрим на журнальную запись 30 августа:

«40 минутъ 9^го часа Ея Величество съ Ихъ Высочествами Государемъ Наслѣдникомъ, Великими Княжнами Ольгою и Александрою Николаевнами изволили изъ внутренихъ своихъ Апартаментъ выдти въ круглое зало въ собраніе, гдѣ потомъ и начались разныя игры и танцы»[22].

Ни четырнадцатилетнюю Ольгу, ни, тем более, одиннадцатилетнюю Александру вы ни на одном балу не увидите. Игры и танцы – другое дело.

Танцы – это не обязательно бал, танцы могут быть и на обычном семейном вечере. Например, 17 сентября Пушкин с Натальей Николаевной и ее сестрами поедет в Царское Село отмечать именины Софьи Карамзиной, и там тоже будут танцы, и даже Софья в письме к брату напишет, что «получился настоящий бал»[23], но это – просто сравнение. Бал – это мероприятие с особым статусом. Если отец Евгения Онегина «давал три бала ежегодно», то это не значит, что в остальные дни года в доме Онегиных на семейных вечерах никаких танцев не было.

И ужин 30 августа начался не в половине двенадцатого, как во время бало́в, а в половине одиннадцатого (дочери на нем, конечно, уже не присутствовали), и после ужина никакого продолжения, как в случае бало́в, не было:

«По окончаніи ужина Ея Величество и Его Высочество возвратились въ Свои Апартаменты, а прочія обоего пола особы проѣзжали въ мѣста ихъ пребыванія»[24].

Это был камерный, можно сказать, семейный вечер, который императрица устроила для своих детей.

О том, какой предстоит вечер, гостям, наверняка, сообщалось, чтобы они подготавливались соответствующим образом, и на таком вечере Пушкин счел возможным присутствовать, так же, как будет присутствовать на именинах Софьи Карамзиной.

Но получив приглашение на бал 5 сентября (а это был настоящий торжественный бал по случаю храмового праздника подшефного императрице кавалергардского полка), Пушкин отпустил на него Наталью Николаевну, а сам, конечно, не поехал.

В записи камер-фурьерского журнала 5 сентября список гостей приведен без помет о чьем-либо отсутствии. Опираясь на то, что таких помет нет, С. Л. Абра­мович[25], а за ней и Н. А. Тархова[26] сочли, что Пушкин был на балу вместе с Натальей Николаевной. Они не попытались никак объяснить возникшее при этом противоречие с ноябрьскими словами императрицы.

М. Яшин использовал обтекаемую формулировку: «Вечером во дворце состоялись большой бал и ужин. Пушкин с женой были приглашены»[27]. Воспользовались ли они этим приглашением, он не говорит.

Однако, как мы уже видели в записи о бале 31 июля, отсутствие в записи камер-фурьерского журнала каких-либо помет вовсе не означает, что абсолютно все приглашенные гости присутствовали на балу. Просто по какой-то причине камер-фурьер не отметил отсутствующих. Например, среди гостей 5 сентября значится фрейлина Шернваль (это – Александра Карловна Шерн­валь, младшая сестра знаменитой красавицы Авроры Карловны Шернваль), про которую в записи 30 августа, как мы видели, уже было отмечено «не была». Не могла она присутствовать и на балу 5 сентября, так как, согласно записи в тетради о пошлинном сборе с подорожных в канцелярии московского генерал-губернатора, 9 сентября она только еще будет получать подорожную для проезда из Москвы в Петербург вместе с другой своей сестрой – графиней Эмилией Карловной Мусиной-Пушкиной[28].

Вероятно, после этого бала, на котором Пушкин отсутствовал, он и вынужден будет объяснять императрице причину своего отсутствия, о чем та вспомнит 15 ноября. Когда именно могло произойти это объяснение, сказать сейчас трудно, но возможности для этого были, начиная даже со следующего после бала дня.

6 сентября «въ часъ пополудни Ея Величество съ Государемъ Наслѣдникомъ, Великими Княжнами Маріею, Ольгою и Александрою Николаевнами выѣздъ имѣла въ фамильной Коляскѣ во Дворецъ на Каменномъ острову, а по посещеніи тамъ Ея Высочества Великой Княгини Елены Павловны, изволила проѣзжать прогуливаться по Каменному и Елагину Островамъ и потомъ возвратится <sic!> обратно въ Елагино-Островский Дворецъ 5 Минутъ 4^го Часа»[29]. Во время этой прогулки по Каменному острову не исключена, например, и встреча с Пушкиным.

А если уже к 30 августа приглашаемые на торжества 5 сентября гости были оповещены о предстоящем бале (а, скорее всего, так и было), то Пушкин на том же вечере 30 августа мог сказать императрице о своем вынужденном отказе от бала и о том, что Наталья Николаевна приедет одна. Имя же его могло остаться в списке приглашенных (так как приглашения были уже сделаны) и оттуда перекочевать в журнальную запись.

Впрочем, любой вариант датировки этого объяснения не меняет основного, что я хотел показать, а именно, что, по моему мнению, Пушкин присутствовал в Елагино-Островском дворце на камерном вечере 30 августа, но отсутствовал на балу 5 сентября 1836 г.